После этого даже волосатики отказались летать на «тот» берег, а Каратаев вынужден был признать, что им, пожалуй, потребуются новые бакумуры. Пока он приказал поставить на котлы людей, против чего безрезультатно протестовал Акимыч. Это оказалось еще более скверным вариантом, потому что теперь Рост не столько думал о том, чтобы засечь каких-нибудь пернатиков, сколько о том, чтобы вернуться на базу, не потеряв штатских людей, работающих у котла. А людей для этой работы потребовалось куда больше, чем бакумуров, потому что даже эти молодые ребята и девчонки могли эффективно крутить экватор только меняясь каждые полчаса. И, следовательно, возникала перегрузка лодки, увеличивался расход топлива, и эффективность вылетов в целом оказывалась не больше, чем у конных разъездов, если бы их тут ввели.
А потом Рост напоролся на настоящую засаду. Это была именно засада, выставленная на самом берегу Цветной реки, стволов в пятьдесят, не меньше. И стрелять эти пернатые были обучены так, чтобы лучи из разных стволов сливались в один, увеличивая его поражающую способность во много раз.
Первым же выстрелом Ростиковой лодке подрубили левый передний блин. А вторым, когда Рост каким-то почти невероятным образом сумел отскочить от опасного берега боком, не хуже Кима, одновременно резко увеличив скорость, чтобы его не сбили выстрелом вдогонку, попали в него самого. Причем плохо попали, в район живота, примерно туда, где уже была жженая рана, которая только-только стала заживать.
От боли он согнулся, рычаги повисли без контроля… Как они не завалились в штопор – уму непостижимо. Но когда Рост подхватил лодку и восстановил управление, до этого штопора не хватало легчайшего порыва ветра, случающегося иногда даже в Полдневье, или просто приставленного не к «тому» борту «калаша», которые в последнее время брали с собой гребцы.
В общем, не хватило самой малости, но все же – не хватило. Возвращаясь к Бумажному холму, то и дело поглядывая на свой бок, Ростик поражался, как он «не отключился» по-настоящему, потому что его бок представлял собой мешанину развороченной стали, мяса и обломков ребер, торчащих наружу… Конечно, еще он порадовался, что эти плазменные лучи обугливают ткань, и ему не грозила опасность мгновенно истечь кровью. Разумеется, если рана останется не обработанной в течение получаса, кровь все равно начнет течь, и тогда ее будет не остановить. Она уже пульсировала тонкими струйками, когда он заводил машину на посадку, но для смерти было уже поздно. По крайней мере, для смерти от самого попадания…
А потом он перестал что-либо понимать, лишь краем сознания уловив, как его машина рухнула на посадочную площадку, грохнув корпусом и зазвенев всеми блинами разом. И тогда даже боль, терзающая его, почти кончилась…
Глава 32
Пришел Ростик в себя, когда стояла глубокая темнота и тишина. Он даже испугался немного, от слабости полезли глупые мысли в башку, и вообразил он, что уже того… Но скоро все разъяснилось. Белесый свод был, безусловно, потолком, причем каким-то цивилизованным, «привезенным» еще с Земли, когда потолки было принято белить.
Ростик даже вздумал теоретизировать над тем, от какого невероятного числа мелочей они отвыкли тут, в Полдневье. Но дойти до какой-то законченной идеи не успел, потому что уснул. Проснулся уже под утро. Это было ясно по гулкому шуму, который, оказывается, он слышал уже не в первый раз и к которому успел привыкнуть, хотя еще не понимал, что это значит. Ему хотелось пить, но никого вокруг не было, а пить хотелось все больше… Он даже попробовал дотянуться до тумбочки, чтобы понять, что же там находится, может, кто забыл флягу с водой? Он бы попробовал любую, какая ни на есть, пусть даже набитую марганцовкой от дизентерии.
Внезапно дверь открылась и в палату вихрем – другого слова и не придумаешь – влетела… Кто бы мог подумать? Татьяна Федоровна, медсестричка из больницы, по всем статьям очень правильная и разумная тетка. Она сразу взяла ситуацию в свои руки.
– Ты бы, Гринев, лежал, как тебе врачи приказали… Понимаю, сейчас дам воды.
И она стала подавать ему воду в чайной ложке, чтобы он ее неторопливо слизывал, потому что вдохнуть в себя было очень больно, почему-то весь рот пекло прямо адским огнем… И тогда он все вспомнил.
– Значит, – он перевел дух после такого длинного слова, – я в больнице?
– В госпитале, – подтвердила Татьяна Федоровна. – Молодец, приходишь в себя. Хочешь, я тебе Васильевну кликну?
– Если она не занята, – попросил Ростик и смутился. Наверное, сейчас мамина степень занятости значения не имела. Это подтвердила и Федоровна: