Когда ребята разошлись, чтобы довести сборы до конца, Ростик подошел, сел на свое ложе, которое почти год принадлежало только ему, и закрыл глаза. Он пытался своим пророческим даром осознать: ожидает его в этом отступлении успех или провал. Успехом, конечно, должны считаться малые потери и относительно спокойный, без осложнений марш. Провалом, без сомнения, была бы гибель людей. Да, именно так, потому что людей невозможно было заменить. Даже потерю оружия можно компенсировать, но люди – они были единственным материалом, который тут, в Полдневье, не заменялся. Даже умнеющие на глазах волосатики могли подменять людей только на самых грубых работах. И, конечно, не подменяли их в плане продолжения вида, а значит…
– Командир, – раздался из темного угла слабый, просительный голос.
Рост очнулся, он и не заметил, что стал задремывать, ведь вторую ночь, обдумывая ситуацию, почти не спал.
– А-а, Михайлов, – он вздохнул, чтобы быстрее прийти в себя. – Да, я помню. Давай-ка, Михайлов, влезай в доспехи старшины Квадратного. Он просил меня их сохранить, а мне почему-то кажется, если ты будешь в моих салазках, то непременно спасешься. И доспехи заодно вывезешь.
– Я? – глаза мальчишки стали круглыми от изумления. Доспехи были высшим отличительным знаком в Боловске, даже не все офицеры могли похвастаться, что у них была эта стальная скорлупа, способная, как однажды случилось с Ростиком, остановить пулю из «калаша».
– Ты.
– Не знаю… Я должен попробовать.
– Я тебе подскажу.
Прикладывая к себе доспехи, Михайлов вдруг расхрабрился.
– Командир, если я поеду в ваших… Ну, в волокушах, где вы будете старшим, можно я Лидку с собой возьму?
– Жену? Конечно. Лидия будет с нами.
– Хорошо. – Связист помолчал. Потом добавил: – Спасибо. С вами-то мы уж обязательно выживем.
– Что?
– Говорят, что вы всегда из воды сухим выходите. Умеете остаться в живых, не погибнуть… – Вдруг он так смутился, что даже при свете плошки стало видно, как краска заливает его скулы и щеки.
– Когда приоденешься, – хмыкнул Рост, – поднимись в башенку и просигналь последний раз, пусть Перевал в течение всей ночи поддерживает костер. Самый большой, какой только сможет. Вдруг это поможет нашему спасению?
– Есть. – Михайлов подумал и отозвался: – Тогда я лучше сейчас сбегаю, передам послание, а то скоро уже и Солнце выключится. Придется масло жечь, а его жаль… Доспехи я потом надену, до выхода на марш у меня будет время.
– Давай, – согласился Ростик. – Заодно меня перед выступлением разбудишь. А то я…
Договорить он не успел. В его сознании возник какой-то разрешающий сигнал, и сон мягко затопил Ростика. Он знал, что может поспать почти час до выступления, и не собирался упускать такую возможность. Все-таки его ждала еще одна, третья подряд бессонная ночь. А это, для такого сони, каким был Ростик, являлось серьезным испытанием.
Глава 5
– И что потом? – спросил старший лейтенант Смага, командир Перевальской крепости, поглядывая какими-то очень осторожными глазками по сторонам. Ростик никак не мог понять их выражения.
– Ничего, – ответил Рост лениво. Он сидел в главном зале крепости, развалясь, почти довольный собой и всем светом. – Пробились через их ряды, слитным огнем смяли попытки пернатых разъединить возки, а потом – болотами, болотами и оказались у кромки твердой почвы почти на пять километров раньше погони бегимлеси. А тут они уже не особенно и рвались в бой, видно, помнили, как мы чистили эту местность из недели в неделю и гравилетами, и «БМП», и огнем, и холодным оружием.
Они прорвались, они были почти все живы. Осталось только сдать раненых, отделить для срочной отправки в город подхвативших таинственную болезнь уже после того, как они вышли из крепости, и можно считать свою миссию оконченной. Почти наверняка его гарнизон будет расформирован, следовательно, его командование подошло к концу.
В комнату неожиданно вошел Каратаев. Он был решителен, как паровоз.
– Из Боловска запрашивают о потерях.
– Люди – раненых четверо, заболевших – семеро. Волосатики…
– Это неважно, – отозвался Каратаев, но Ростик резким жестом привлек его внимание.
– Ты отправишь доклад так, как я его сформулирую, или я сам поднимусь к телеграфистам. – Убедившись, что Каратаев в очередной раз, закатив глаза к небу, выразил ужас нахождения рядом с Ростом, но больше не спорит, добавил уже спокойнее: – Бакумуры – двенадцать поцарапанных из пращей, трое серьезно задеты из ружей, остальные, чуть больше восьмидесяти душ, – в порядке.