Когда они вернулись в лагерь, выяснилось, что с вылета прошло менее часа. Но даже Бабурин, стянув противогаз, выглядел усталым, и вовсе не от трех предыдущих ночей без сна. Воспользовавшись моментом, когда в лодку загружали следующие бочки с ОВ, Ростик спросил его:
– А как же мы не травимся после полета? Ведь в коллекторах наверняка что-то да осталось от отравы?
– Нет, их так сконструировали, и напор воздуха из баллона такой сильный, что, как видишь, дышать можно.
– Это хорошо, – кивнул Ростик.
Потом они «прогладили» вторую базу вражеских летунов. Тут получилось все не так уж и тихо. Скорее, получилось даже громко. В некий момент кто-то что-то заметил, и люди оглянуться не успели, как с земли в небо уже били массированные, иногда очень яркие, иногда бледные даже в темноте шаровые молнии. Они рассыпались все ближе и ближе к их лодке, но Бабурин не обращал на них ровным счетом никакого внимания. И хотя десяток раз их прилично тряхнуло, они «отбомбились» и вернулись к Бумажному холму без потерь. Лишь несколько дырок украшали теперь их фюзеляж, да в одной бочке зияла дыра, так что кулак пролезал. Но, как доложил кто-то из грузящих бочки ребят, это случилось, когда она была уже пустой. Так что и это попадание выглядело нестрашным.
Третий полет был самым тяжелым. Он оказался самым коротким, но… В общем, когда они зависли, Ростик уже и не чаял остаться в живых. Их так обстреливали, что одну из бочек они не смогли даже использовать до конца, пришлось ее сбросить в люк, чтобы не заражать лодку. Кроме того, на одном из рывков Бабурина, совершенных по необходимости, чтобы не потерять контроль над управлением, примерно на середине своей длины отломилась правая труба коллектора. И только тогда Рост понял, почему у Бабурина выработалась такая сверхъестественно плавная техника пилотирования.
Уже в самом конце их третьего захода, когда они практически продували пустые коллектора, в них угодило сразу два снаряда. На месте убило одного из гребцов и одного из операторов на распылителе. Вернее, сначала его лишь ранило, но, когда они вернулись к Бумажному холму, он был уже мертв – через пробитый химкомплект все-таки попавшая в лодку отрава добила его вернее, чем самые меткие выстрелы пернатых.
Но задачу они выполнили. Это стало понятно хотя бы по тому, что вдруг, едва ли не в одно мгновение, весь лагерь пернатых осветился, помимо костров, очень яркими факелами, которые довольно неожиданно стали расходиться в разные стороны. В бинокль было видно, как некоторые из несущих факелы пернатиков вдруг падали, и тогда трава загоралась, но таких случаев было немного. К тому же, понимая, насколько это опасно, пернатые такие пожары затаптывали.
Все это было настолько красноречивым свидетельством удачных действий Бабурина и его людей, что, когда он с Ростиком явился в палатку капитана Достальского, уже избавившись от химкомплектов, даже искупавшись в Цветной речке и слегка взбодрившись, тот сразу же их известил:
– Все видел сам. Одобряю и даже поздравляю. Теперь потери пернатых будут куда существенней, чем они предполагали. А это хорошо. – Подумав, он добавил, глядя на усталые, запавшие лица: – Вы и не подозреваете, насколько это хорошо.
– Почему не подозреваю? – удивился Ростик. – Психологическое преимущество уже за нами.
И тогда Достальский произнес сквозь зубы, играя желваками на бледном лице:
– Пока вы летали, у нас два взвода дезертировали в полном составе. Ублюдки… Ведь знают, что бежать некуда, а… Но я пернатых все равно тут остановлю.
– Почему в единственном числе, капитан? – спросил Бабурин, устало улыбнувшись своей немудреной шутке. – Вместе остановим. Ведь не все же бегут.
Но Ростик понял, как бы удачно они уже ни «траванули» пернатых, главным фактором, который позволит им победить или приведет к поражению, будет то, сколько людей останется в окопах к завтрашнему утру. Но выясниться это должно было только после того, как наступит день.
Глава 15
Хотя Ростик всегда пытался хотя бы немного прикорнуть перед боем, чтобы чувствовать себя свежее и не допустить глупой ошибки на сонную голову, на этот раз урвать даже четверть часа не удалось.
Причина была в том, что линия обороны обустраивалась куда медленнее, чем хотелось бы. И потому что твердый, как камень, пересохший местный краснозем едва поддавался саперным лопаткам, и потому что следовало укрыть оба автобуса для раненых вместе с операционным «ЗиМом» в специальную траншею позади холма, внутри образованного людьми овала, и потому что настроение солдат действительно оказалось очень неуверенным, а значит, многие из них заранее смирились с поражением.