– Не буду я так лететь, – вдруг вскипел пилот. Ростик сразу понял, насколько Ким сердит, потому что заговорил с ошибками и чем-то отдаленно похожим на горловой, щелкающий акцент. – Если они вас вязать станут, я должен буду повздыхать и на Боловск податься?
– Ты должен будешь машину спасти, – отозвался сзади Антон. – И прикрывать сверху, от их летунов.
– Нет, не должен. И не буду. Пойду с вами. Тем более что летунов тут и в помине нет.
– Ким, это приказ, – попытался было надавить Ростик.
– Ты еще арестуй меня за его невыполнение.
– Выполняй, говорю!
И вдруг Ким белозубо, как киноактер, улыбнулся, тряхнул головой в истертом кожаном шлеме и вполне дружелюбно ответил:
– Шиш тебе.
Ну все, решил Ростик, сейчас я тебе... Но тут же взял себя в руки:
– Будь мы помоложе, я бы тебе нос расквасил.
– Я знаю... Я же все про тебя знаю. И потому вместе пойдем. А у машины Винт останется.
Они сели на ту самую вытоптанную площадочку за холмом, откуда окрестности относительно неплохо просматривались. Конечно, в этой траве можно было по-пластунски подобраться чуть не к самому котлу с кашей почти любого сколь угодно тщательно охраняемого лагеря, но делать было нечего.
Оставив Винторука сзади, потопали вверх, на сам холм. Он в самом деле был гораздо выше других окрестных холмиков, хотя было их тут немало. Остановившись, Ростик осмотрелся еще раз. Да, трава, трава и холмы. Чуть дальше к реке – небольшое углубление, а за ними – снова холмы. Может, и повыше тутошнего, а впрочем, нет. Не повыше, уж очень легко читались поля за тем холмиком, так что следовало признать – место было выбрано с умом. Научились со временем...
Первые навесы были отделены от ближайших трав довольно широкой, метров сорок, полосой чуть ли не вскопанной земли. Стебельки тут поднимались не выше щиколотки, приходилось только удивляться трудолюбию бумажников. И почти сразу стало ясно, зачем это устроено.
– От пожаров обезопасились, – отозвался Антон глуховатым из-за шлема голосом. Впрочем, забрала он пока не опустил, с его чувством опасности это что-то да значило.
Под первым навесом не было никого. И ничего. Лишь десяток каких-то чанов из сырой, необожженной глины. В следующей сараюшке не оказалось даже чанов. Так и пошло, то какое-то очень самодельное оборудование, то ничего. Исключение составили козлы, поверх которых, как столешницы, лежали плотно сбитые, довольно гладкие доски с клиновыми струбцинами, в них чувствовалась работа рубанком... Вдруг Ким закричал:
– Сюда, они тут!
Ростик ломанулся было, чуть не столкнувшись с Антоном. И лишь тогда понял, как на него давило это безлюдье.
Людей было много, почти четыре десятка довольно пожилых мужчин и женщин и с полдюжины ребятишек. Все они были связаны травяными веревками, многие, особенно ребятишки, оказались без сознания. Разрезая путы, прикладывая горлышко своей фляги к губам самых слабых, Рост с друзьями провозился минут десять, пока наконец пленники не начали заботиться о себе сами. Матери принялись обихаживать детей, мужики организовались, чтобы сбегать за водой, кто-то отправился в казармы притащить тряпок для перевязки – среди пленных оказалось немало изрядно побитых, у одного нестарого мужичка, кажется, были сломаны ноги.
Всем довольно быстро и уверенно начал распоряжаться лысоватый старикашка, изрядно похожий на того, который во время войны с губисками подсказал Ростику, что стрелять нужно в хвост лодок. Впрочем, это мог быть и не он Ростик хотел спросить его о том эпизоде, но забыл, слишком много было работы. А едва стало полегче, старичок подошел к Ростику, взглядом опытного человека выделив в нем командира, и повел совсем другую тему:
– Мы не виноваты, они неожиданно налетели.
– Когда? – спросил Антон, который не столько помогал освобождать пленных, сколько по-прежнему осматривался.
– Вчера ночью.
– То есть вы тут ночь и весь день провалялись? – спросил Ким
– Верно.
– Сколько вас? – поинтересовался Ростик.
– Тут сорок человек должно работать. Да еще с пяток у реки... Бумагу делали.
– Акимыч, – донесся от двери этого самого большого, сплетенного из травы сарайчика девичий голос. – Все запасы пищи и вся бумага, что сделали, исчезли. От инструментов следа не осталось, только что котлы не унесли... Что делать-то будем?
Акимыч кивнул, потом почти спокойно ответил:
– Погоди, видишь, с людьми разговариваю.
Но “годить” девица не собиралась. Она пристала к имеющемуся в наличии начальнику Бумажного холма и стала выливать на его голову какие-то малопонятные упреки, словно именно он был виноват в нападении пернатых. Ростик не выдержал. Он взял девицу за руку, потом развернул ее в ту сторону, где должны были находиться казармы, и несильно толкнул в спину.
– Все, девушка. Топай в казарму и уводи остальных. Попытайтесь найти пищу, сходите за водой. Скоро придет помощь.
– Ты, что ли, начальник будешь? – Девица, видно, только этого и ждала, – Так я и тебе скажу...
– Топай, – очень сердечно попросил Антон, и девушка, словно споткнувшись на бегу, замолкла, повернулась и ушла. И даже увела остальных, которым тут теперь было, конечно, не место.
– Значит, помощь будет? – серьезно спросил старик бумагодел.
– Не знаю, – честно ответил Ростик. – Когда летели сюда, я думал, что тут уже целая армия собралась. А оказывается, мы первые.
– Мы не из Боловска, – отозвался неизвестно откуда появившийся Ким. – Мы из Одессы прилетели.
– Слыхал, – кивнул старик. – Значит, всех сюда собираете? Ладно, так что хотите знать?
– Какие они были? – спросил Антон.
– Дак обычные бегимлеси и есть. Их так называют, не знаю уж почему.
– Я знаю, – вмешался Ростик, чтобы время не терять, до вечера осталось не так уж долго. – Продолжай.
– Очень здоровенные. В разукрашенных доспехах, все с холодным оружием. Но есть и с такими пистолетами, что просто страх Господень... Хотя пистолеты уже не у всех. И заряды экономят. Когда напали, должно, ни разу не выстрелили. Пиками да шашками всех согнали... Хотя, вы видели, рабочих не убивали, только повязали да бросили.
– Но раненые все-таки есть, – отметил Ростик.
В полете ему, как обычно, было холодно. Сейчас, в доспехах, становилось нестерпимо жарко. Должно быть, отвык носить их. Ничего, с непонятным ожесточением к себе подумал он, теперь привыкну. И лишь потом попытался взять себя в руки, в самом деле – не он же был виноват, что людей тут захватили врасплох.
– Так всегда же найдутся такие, что против силы прут.
– Ясно, – кивнул лейтенант Антон, но осуждения тому, что такие есть, в его голосе не чувствовалось. – А вообще, что охрана делала? И где она?
Старик замолчал Потом вдруг провел рукой по лицу, словно умывался:
– Туточки их... В овражке прирезали.
Ростик быстро посмотрел на друзей, их лица стали невыразительными, замкнутыми. Лишь в щелочках глаз появился блеск смерти.
– Проводи... – начал было Антон.
– Где этот овражек? – одновременно с ним спросил Ким.
Овражек был чуть левей тропы, что вела к реке. Ребят было десять, все без доспехов, хотя, судя по поддоспешным курткам, до боя железа на них было немало. И оружия их нигде видно не было.
Окровавленные, они лежали на самом дне глинистой выемки, которая заросла лишь чуть менее густой травой, чем в других местах. Над ними вились рои мух, со всех сторон к ним спешили полчища разных букашек.
Когда ребят перевернули, среди них, несмотря на кровь и следы этих трупогрызов, оказалась... Ростик сначала даже не поверил своим глазам, а когда поверил, снял шлем. Среди них оказалась цыганистая девица, та самая, которая еще в первой войне с пурпурными ходила с ними за противотанковыми ружьями, а потом вроде решила работать с Чернобровом. Мертвая, со своей дурацкой темной челкой, падающей ей на глаза, словно и не было всех этих прошедших лет, она выглядела самое большее на семнадцать. Стараясь, чтобы голос не выдал его, Ростик спросил:
– Эта, молоденькая, тоже была из охраны?
– Курицына? – отозвался старик. – Дак она... Самая стойкая и меткая из всех. До последнего дралась. Даже когда резали ее – все ругалась... Не могла осознать, что они не понимают по-человечьи.