Должно быть, требования Ростика были невелики по местным масштабам Вообще-то Председатель требовал, чтобы Рост договорился получать около тридцати тонн чистого латекса в год. Если считать, что на каждой палке было навернуто от четырех до семи килограммов сероватой основы всей энергетики пурпурных, а в среднем – пять кило, то Рост требовал примерно один транспорт в месяц, из расчета двух с половиной тонн чистого продукта.
Как и с бегимлеси, возникла торговля, причем, как утверждала представительница племени пресмыкающихся, зимой и весной платить эту дань было невозможно. Тогда Рост потребовал увеличить дань осенью и летом. В общем, оказалось, что летом увеличить ее невозможно, зато весной ящеры согласились платить по одной тонне ежемесячно. А вот осенью – по три тонны, то есть по полному транспорту, загруженному под завязку В итоге получалось, что вместо тридцати тонн человечество могло пока получать от дваров чуть больше двадцати. Но и это было куда больше, чем Рост надеялся сначала, а потому он согласился. Рассчитывая отстоять договор не только тут, но и в Белом доме. Причем там, среди людей, сделать это ему уже представлялось едва ли не труднее, чем тут, на лесной поляне, среди суровых и довольно воинственных ящеров.
Потом Рост потребовал в знак заключения договора выложить первую дань прямо сейчас. Мамаша заволновалась, кажется, попробовала растолковать Росту, что сейчас у них не подготовлено такого количества латексной дани, но человек, а вернее – человечек, был непреклонен. И мамаша сдалась. Она прорычала что-то своим воякам, и те побежали в лес. Через три часа на поляну принесли первую порцию палок с намотанным, сгущенным латексом. Причем грузчиками работали ящеры, каких Ростик еще не видел, – маленькие, юркие, почти голые существа, которые зато обильно украшались металлическими и стеклянными бусами, цепями, брелоками и расшитыми кожаными поясками. Они были ростом в метр с небольшим, и Рост заметил, что большие двары обращаются с этими малышами с предупредительностью, осторожностью и, пожалуй, даже с лаской.
Собрать удалось килограммов семьсот, а потом мамаша прорычала что-то в том смысле, что на сегодня все, и удалилась в лес, не повернувшись ни разу. Рост знаками объяснил, чтобы дварские охранники отошли подальше, потом помахал своим, чтобы Казаринов садился. С помощью волосатиков, снятых с котла, быстро загрузились и пошли домой, на Одессу.
И вот тут-то произошло непредвиденное. Они подняли свой транспорт не очень высоко, лишь метров на пятьдесят выше самых высоких деревьев, и порадовались, что все вышло так просто и легко, как вдруг из леса, как из-под воды, ударил выстрел. Или несколько выстрелов, Рост, да и никто другой, ею все равно не заметили.
Один из выстрелов угодил прямиком в сваленные грудой в середине “трюма”, то есть пространства между двумя котлами, палки с латексной добычей. И они загорелись. Легко, почти бездымно, очень спокойным, ясным пламенем, способным в течение нескольких минут сожрать всю летающую лодку. Разумеется, Рост и еще двое ребят, оказавшиеся стрелками, бросились назад с заранее приготовленными огнетушителями, без которых по распоряжению Серегина ни одна лодка теперь не отправлялась в полет – не важно, длительный или местный, – залили все пеной, смешанной с водой, но... Пожар продолжал тлеть.
Рост вернулся на свое место за рычаги, а Казаринов со стрелками по его приказу принялись перебирать всю кучу, стараясь найти горящие палки и отложить в сторону, но это оказалось легче сказать, чем сделать. Чистый латекс, который они транспортировали, каким-то образом мог самовозгораться, если его хотя бы некоторое время держали около пламени. Почему это происходило и как тугие резиноподобные култышки могли вспыхивать, словно уголь, зерно и хлопок вместе взятые, осталось непонятным.
В общем, когда стало ясно, что просто так пожар не прекратить, Рост решился. Они пересекали залив самой кратчайшей дорогой, и, едва достигли берега. Рост посадил свою машину, приказал вынести все эти палки и подержать их в морской воде, чтобы они хоть немного остыли. Ничего более разумного он не придумал.
Так они оказались на берегу, почти на краю дварского леса, километрах в восьмидесяти от Одессы. Высадившись, чтобы размять кости, Рост посмотрел, как Казаринов и все, кого он сумел мобилизовать, носятся как угорелые между гравилетом и ближайшей морской заводью, махнул Киму, который ходил над транспортом низкими кругами, и посигналил Еве, чтобы она тоже садилась. Она села метрах в ста от транспорта, на небольшом взгорке. Оттуда высыпало сразу человек десять, почти все с оружием, но Ева бежала быстрее всех. Еще издалека она закричала: – Вы чего?
Рост как мог объяснил. Сегодня это пришлось делать вот таким древним образом, потому что связь как прекратилась, едва они вошли в пространство над морем, так и не восстановилась ни над лесом дваров, ни когда они выбирали этот пляж для посадки.
Ева успокоилась. Ее такой малостью, как пожар на борту, было не пронять. Она согласилась, что идея Роста остудить все култышки в воде может сработать, и приказала своим орлам помочь, хотя с окрестностей глаз все равно не спускать – мало ли что?
Сначала Рост и Ева потоптались было около работающих ребят, но Казаринов вежливо так предложил:
– Не крутитесь под ногами, господа пилоты. Идите-ка лучше погуляйте, без вас быстрее дело пойдет. Только оружие не забудьте, тут степных шакалов полно.
Ева хотела было задраться, мол, почему без нее что-то пойдет быстрее, но Рост ее остановил. Если ей было неприятно по форме предложение Казаринова, то по сути оно вполне подходило. Они и пошли, сначала по берегу, метров на пятьсот, потом от моря, на самый высокий здешний холм.
Ева шла молча, срывала травинки и жевала их, наслаждаясь их чистой горечью. Рост посмотрел на нее, уже в который раз подивился ее точеному лицу и огненно-рыжей гриве, потом спросил:
– Ева, почему я тебя до Переноса не знал?
– Я не боловская, – ответила она, выискивая, какую бы еще травинку попробовать. – В городе оказалась случайно. Мы с отцом и мамой всегда, когда наступали отпуска, садились в машину и отправлялись куда глаза глядят. И в тот год... тоже поехали. В Боловске у нас была ночевка, соскучились по цивилизации, решили остановиться в гостинице, и остановились. А ночью случился Перенос.
– Где твои родители?
– Мама умерла еще в первую зиму, у нее оказалось острое воспаление почек. Вода была – сам помнишь какая. А отец... Он попробовал было поработать на заводе, но загрустил, и... В общем, умер прошедшей зимой.
– Кто он был у тебя?
– Металлург. Вот ты доспехи носишь – это он разработал рецептуру и режимы проковки.
– А ты чем занималась до Переноса?
– В Москве жила. Работала в отцовском институте, замуж за одного парня собиралась.
– Замуж?
– Он хотел защититься и лишь потом сыграть свадьбу, вот мы и ждали. Но сейчас я думаю... – она запнулась, – я была ему не нужна. Он просто защититься хотел и использовал папу... Ну, не знаю, может, я и ошибаюсь. Все-таки он был из порядочной семьи, с чего бы ему так кривить душой?
– А сейчас?
– Что сейчас? – не поняла Ева. Потом подумала, опустила глаза. – Нет, сейчас замуж не собираюсь. Не встретила такого интересного паренька, как ты, вот и... Остаюсь пока в девках.
– Я не о женитьбе, – начал Рост, а потом понял, что именно об этом и спрашивал.
Даже странно, никогда не разговаривал так с девушками, вообще почти не разговаривал с ними, как выяснилось. И вдруг вот так свободно, как с товарищем... Может, потому, что Ева и стала товарищем? Ее сила, крепость духа, участие в войнах и разделенные победы делали ее куда ближе, чем, например... Рост вздрогнул, потому что понял, что говорить с Евой ему проще и интереснее, чем с Любаней.
Он вздохнул, замолчал и зашагал вперед, чтобы Ева не видела его лица. Почему-то ему очень не хотелось, чтобы она его сейчас увидела. Но теперь Ева не собиралась отпускать его как ни в чем не бывало. Она догнала его и заглянула в глаза, спросила: