— Мы не виноваты, они неожиданно налетели.
— Когда? — спросил Антон, который не столько помогал освобождать пленных, сколько по-прежнему осматривался.
— Вчера ночью.
— То есть вы тут ночь и весь день провалялись? — спросил Ким.
— Верно.
— Сколько вас? — поинтересовался Ростик.
— Тут сорок человек должно работать. Да еще с пяток у реки… Бумагу делали.
— Акимыч, — донесся от двери этого самого большого, сплетенного из травы сарайчика девичий голос. — Все запасы пищи и вся бумага, что сделали, исчезли. От инструментов следа не осталось, только что котлы не унесли… Что делать-то будем?
Акимыч кивнул, потом почти спокойно ответил:
— Погоди, видишь, с людьми разговариваю.
Но «годить» девица не собиралась. Она пристала к имеющемуся в наличии начальнику Бумажного холма и стала выливать на его голову какие-то малопонятные упреки, словно именно он был виноват в нападении пернатых. Ростик не выдержал. Он взял девицу за руку, потом развернул ее в ту сторону, где должны были находиться казармы, и несильно толкнул в спину.
— Все, девушка. Топай в казарму и уводи остальных. Попытайтесь найти пищу, сходите за водой. Скоро придет помощь.
— Ты, что ли, начальник будешь? — Девица, видно, только этого и ждала, — Так я и тебе скажу…
— Топай, — очень сердечно попросил Антон, и девушка, словно споткнувшись на бегу, замолкла, повернулась и ушла. И даже увела остальных, которым тут теперь было, конечно, не место.
— Значит, помощь будет? — серьезно спросил старик бумагодел.
— Не знаю, — честно ответил Ростик. — Когда летели сюда, я думал, что тут уже целая армия собралась. А оказывается, мы первые.
— Мы не из Боловска, — отозвался неизвестно откуда появившийся Ким. — Мы из Одессы прилетели.
— Слыхал, — кивнул старик. — Значит, всех сюда собираете? Ладно, так что хотите знать?
— Какие они были? — спросил Антон.
— Дак обычные бегимлеси и есть. Их так называют, не знаю уж почему.
— Я знаю, — вмешался Ростик, чтобы время не терять, до вечера осталось не так уж долго. — Продолжай.
— Очень здоровенные. В разукрашенных доспехах, все с холодным оружием. Но есть и с такими пистолетами, что просто страх Господень… Хотя пистолеты уже не у всех. И заряды экономят. Когда напали, должно, ни разу не выстрелили. Пиками да шашками всех согнали… Хотя, вы видели, рабочих не убивали, только повязали да бросили.
— Но раненые все-таки есть, — отметил Ростик.
В полете ему, как обычно, было холодно. Сейчас, в доспехах, становилось нестерпимо жарко. Должно быть, отвык носить их. Ничего, с непонятным ожесточением к себе подумал он, теперь привыкну. И лишь потом попытался взять себя в руки, в самом деле — не он же был виноват, что людей тут захватили врасплох.
— Так всегда же найдутся такие, что против силы прут.
— Ясно, — кивнул лейтенант Антон, но осуждения тому, что такие есть, в его голосе не чувствовалось. — А вообще, что охрана делала? И где она?
Старик замолчал Потом вдруг провел рукой по лицу, словно умывался:
— Туточки их… В овражке прирезали.
Ростик быстро посмотрел на друзей, их лица стали невыразительными, замкнутыми. Лишь в щелочках глаз появился блеск смерти.
— Проводи… — начал было Антон.
— Где этот овражек? — одновременно с ним спросил Ким.
Овражек был чуть левей тропы, что вела к реке. Ребят было десять, все без доспехов, хотя, судя по поддоспешным курткам, до боя железа на них было немало. И оружия их нигде видно не было.
Окровавленные, они лежали на самом дне глинистой выемки, которая заросла лишь чуть менее густой травой, чем в других местах. Над ними вились рои мух, со всех сторон к ним спешили полчища разных букашек.
Когда ребят перевернули, среди них, несмотря на кровь и следы этих трупогрызов, оказалась… Ростик сначала даже не поверил своим глазам, а когда поверил, снял шлем. Среди них оказалась цыганистая девица, та самая, которая еще в первой войне с пурпурными ходила с ними за противотанковыми ружьями, а потом вроде решила работать с Чернобровом. Мертвая, со своей дурацкой темной челкой, падающей ей на глаза, словно и не было всех этих прошедших лет, она выглядела самое большее на семнадцать. Стараясь, чтобы голос не выдал его, Ростик спросил:
— Эта, молоденькая, тоже была из охраны?
— Курицына? — отозвался старик. — Дак она… Самая стойкая и меткая из всех. До последнего дралась. Даже когда резали ее — все ругалась… Не могла осознать, что они не понимают по-человечьи.