— Ну что, от старшины донесений не поступало? — спросил Каратаев и сел за стол, величественно и как бы устало потерев кулаком подбородок.
— Ты же знаешь, что нет, — ответил Рост. Он подумал, что в комнате сразу стало труднее дышать, но уйти вот так, едва эти двое вошли, значило бы слишком явно продемонстрировать неуважение. А впрочем… — Ладно, вы тут посидите, а я наверх схожу, попробую высмотреть что-нибудь в тумане.
Он поднялся сначала на свою любимую южную галерею. Она шла вдоль самой короткой стены крепости — ее длина составляла всего-то метров двадцать. Две другие были чуть не в сорок метров, а еще две около тридцати. И в самом деле, подумал Рост, наверное, сверху похоже на неравносторонний Пентагон.
Но он тут же забыл об этом. Достал бинокль, протер краем рукава большие линзы, приспособил прибор к глазам. Нет, ничего — туман и темень. И все-таки он смотрел, смотрел и почему-то считал участившийся пульс. Тут, в Полдневье, у многих появилась привычка незаметно, но очень точно отсчитывать короткие промежутки времени. Кто-то умел, не задумываясь, определять время до десяти минут, кто-то до часа. Хотя на протяжении дня все равно все путались. Ростик иногда ошибался в наступлении ночи часа на два — кошмар для командира.
Вдруг в чернильно-мутной тьме он различил легкое, едва заметное дрожание света, которое почти сразу же погасло. Он сжал бинокль так, что у него заболела старая рана на руке. Потом приказал себе успокоиться, поднялся на главную смотровую башенку, устроенную на самой высокой точке крепости, где сходились все пять неодинаковых ската крыши, сложенных из массивных каменных плит. Здесь всегда дежурили трое-четверо наблюдателей. В темноте их было не очень хорошо видно.
— Кто тут? — спросил Ростик.
— Ефрейтор Михайлова и рядовой Михайлов, — доложила девушка, видимо, старшая не только по званию, но и по возрасту.
Так, женатики. Воспользовались уединением, что в крепости — редчайшая возможность, и я их спугнул. А впрочем — не дело. На посту нужно смотреть, слушать, наблюдать и думать. А не… Если бы тут была Любаня, ты бы знал, как поступить, подумал про себя Ростик. Но у тебя есть своя спальня, а у этих ребят только казарма.
— Где остальные?
— По моему распоряжению спустились вниз, за кипятком. Время уже к ужину.
— То, что следите за ужином, — нормально, ефрейтор. А то, что не наблюдаете за высланной разведкой, — очень плохо.
— Так ведь туман, товарищ командир, — отозвался парень.
Так и есть, всего-то лет шестнадцать, еще голос не сломался до конца, а уже… Ох, и плохо с ребятами, если до такого дошло.
— В туман-то и нужно смотреть, рядовой. К тому же они сейчас жизнью рискуют. Понимаете?
— Мы тоже, — выдохнула девушка. В этом чувствовалась и усталость от бессмысленной по ее понятиям службы, и такое явное раздражение на командира, который явился не вовремя.
— Не дай Бог, девушка, чтобы я тебе напомнил эти слова, — отозвался Ростик.
— Свет! — отозвался парень.
Теперь стало видно лучше — в том месте, где должна была находиться ночевка, горела осветительная ракета. Самое паршивое, что она была красная, — уж цвет-то туман скрыть не мог. А красная, как всегда, была сигналом тревоги.
Ростик опустил голову. Потом поднял и заставил себя смотреть туда, где кипел бой. Теперь это не вызывало сомнения, слишком явственно вспыхивали лучи слитного огня лазерных ружей. И слишком часто на их фоне повторялись вспышки «сорвавшихся», как иногда говорили, выстрелов, когда лазерный шнур по непонятной причине разрывался всего лишь в полусотне метров от стрелка, как шаровая молния, как цветок очень жаркого огня.
— Как же так, — отозвалась девушка. — У них же были бакумуры, мы специально им десять волосатиков придали, чтобы…
— Чтобы что? — спросил Рост. Но ответа не дождался. — Без волосатиков их бы наверняка в ножи взяли. А так — они еще сопротивляются.