А среди ночи я резко проснулся от ворчания пса. Лежал какое-то время, пока не услышал тихие, приглушённые голоса и топот множества ног со стороны тропы. Сердце бешено забилось, внутри всё похолодело, а досада на собственную лень заставила скрипеть зубами. Наше укрытие сразу показалось не таким и надёжным…
Одной рукой придерживая пса за холку, другую я положил на рот Валерии. Последнее оказалось ненужной предосторожностью, она уже тоже проснулась, и всё слышала. Затаив дыхание и боясь пошевелиться, мы напряжённо замерли, стараясь слиться с окружающим миром и стать возможно более незаметными.
Затрещали кусты, совсем рядом с нами начала устраиваться большая компания людей. Пользуясь шумом, я тихонько вынырнул из шкуры и осторожно, стараясь не шуметь, подхватил вещи. Валерия, без слов поняв меня, быстро свернула наше спальное место. После этого мы тихонечко улизнули, сначала ползком, а потом уже и о двух ногах.
Мы отошли достаточно далеко и нашли новое место, пусть не такое укромное, но всё же вполне подходящее под определение ночлега. Походив вокруг, убедившись, что рядом никого нет, и не забывая поглядывать на настороженного пса, я достал из мешка меч, всё так же завёрнутый в тряпку.
В ответ на молчаливый вопрос спутницы, объяснил:
— Прослежу за ними. Если не вернусь до завтрашнего вечера — собирайся и уходи.
И, не обращая внимания на бурные протесты, отправился обратно. Сознавая всю опасность мероприятия, я свято верил: обязательно надо выяснить, кто это, и не по нашу ли они явились душу.
К потревожившим наш покой приближался очень долго, со всеми предосторожностями, под конец — буквально вжимаясь в землю, и очень-очень медленно, чтобы стороннему взгляду было сложнее заметить движение. Вроде, почему-то казалось, так надо действовать, если не хочу быть замеченным. Но, к моему счастью, все предосторожности оказались излишними: по сторонам никто специально не смотрел, и меня не заметили. А я приблизился настолько, что удалось даже расслышать тихий, приглушённый разговор, еле различимый из-за целой симфонии мужского храпа.
В основном это была пустая трепотня о том, о сём, в исполнении двух скучающих и почему-то не спящих людей. Только спустя долгие минуты напряжённого вслушивания, даже, наверное, десятки их, удалось узнать что-то любопытное.
— Эй! Лысый, а, Лысый? Слушай, а нас тут не заметят?
— Нет, это лучшее место на всю округу. Тут можно когорту спрятать, никто не найдёт.
— Хорошо… — и после небольшого перерыва: — Слушай, Лысый. Как думаешь, эти гномы действительно везут что-то ценное?
— Конечно, они же на ярмарку, в Северную Столицу. Нам на всех хватит, к Рогатому не ходи!
— Да… Но, Лысый, послушай. А вдруг не сможем утащить всё?
— Ну что ты пристал-то ко мне? Братья подогнали плоты. Быстренько сплавим по реке, вниз по течению, там никто и искать не станет. А как всё подутихнет, вернёмся и достанем.
— Долго…
— Ну а ты что хотел. Иначе сразу раскусят. С коротышками договор, их работники и железо нужны Империи. Ищейки тут всё перероют.
— Ой… Лысый..
— Да что ты всё «Лысый» да «Лысый»! Достал нудеть! Всё, либо завались, либо в зубы получишь…
Дальше задерживаться в опасном овраге я посчитал нецелесообразным, и тихонько пополз прочь.
Валерия встретила моё возвращение с неподдельной радостью, едва ли не с визгом, бросилась на шею и даже разревелась. Мол, бросил, негодяй, а я тут одна извелась… И я, если честно, понимал состояние бедняжки прекрасно. Но добытая информация стоила того. Ведь, во-первых, я убедился, что странные ночные гости не за нами. А, во-вторых, появилось нечто такое, что давало мне в этом мире хоть какой-то вес. Наконец-то. Шанс, который не использовать было бы глупо.
Глава 16
В деревню я вошёл незадолго до рассвета, под ожесточённый лай собак. На этот раз со мной был замотанный в тряпки меч, привязанный за спиной, а руки сжимали здоровенную лесину, якобы посох. Было подозрение, что местные вряд ли будут ждать меня с распростёртыми объятиями.
Телеги гномов нашлись у того самого «заведения», с невежливым тощим хозяином, и стояли прямо на улице. Видимо, это заодно и местный постоялый двор. Когда подошёл, разглядел торчащие из одной из повозок ноги. Видать, коротышки не шибко-то доверяют окружающим — оставили своего, охранять добро.
Я подошёл и хотел было тихонечко устроиться рядом, подождать, пока все проснутся, но кто-то из разбуженных лаем соседей распахнул створки массивных ворот и высунулся наружу:
— Эй, кого там носит? А ну вали отсюда, бродяга, пока псов не спустил!
Я вскочил, не зная даже, что и ответить. Но тут рядом блеснуло сталью, и из повозки выпрыгнул гном. Опять поразившись прыти, с которой эти неуклюжие на первый взгляд здоровяки двигаются, я вдруг осознал, что рядом со мной злобно сопит вооружённый топором… не человек.
— Вор? Да я тебе сейчас, растудыть тебя через дальние отроги!..
Рыжая борода коротышки, казалось, аж встопорщилась от гнева. Я бросил свою жердину на землю и поднял руки, спешно пытаясь поправить положение:
— Не вор! Не вор я! Хочу передать вам кое-что важное!..
— Я тебе устрою сейчас, важное, тудыть в твоё потрескавшееся ущелье… Да папашиной большой киркой!
Гном надвигался на меня, злобно щерясь, и, наверное, порубил бы на куски. Но раздался окрик: «Что здесь происходит, Барин?», и мы оба замерли. На улицу выскочил тот самый представитель подгорного племени, благодаря которому мне удалось в прошлый раз покинуть деревню целым и невредимым.
— Что-что… Вот, Тюрин, смотри! Вор, тудыть его так и эдак! Чтоб его горн потух! — торжествующе возопил Барин, под одобрительный лай собак и бормотание того самого мужика из соседнего дома, который всё не уходил никуда и с величайшим любопытством наблюдал за происходящим.
— Барин, хватит материться! Шумишь больно. А ты, щенок… Что, значит, решил так отплатить нам, да? Знал я, что людской благодарности нет предела…
— Да не вор я! По делу пришёл!