Собирать нам, конечно же, было нечего. Мы просто взяли всё тот же мешочек с «ценным», куда отправилось и паучье сердце, Валерия закинула на плечо перевязь с мечом, и мы побрели прочь — и лично я, если честно, делал это сильно шатаясь.
К счастью, особо крутых подъёмов на пути не попадалось, как-то удавалось идти вперёд без необходимости лезть вертикально. Сначала я опирался на свою спутницу, потом вроде втянулся, и просто заковылял за нею следом, иногда спотыкаясь, но оставаясь на ногах. Само собой, мы очень внимательно смотрели под ноги, ведь то, что морозный паук приказал долго жить, вовсе не значило, что его паутины не осталось. То есть, без подпитки магией она вроде как должна была исчезнуть, но как быстро — ни Валерия, ни тем более я не знали.
Нашу прогулку до какого-то момента вполне можно было назвать лёгкой и приятной. Но ровно до тех пор, пока мы не спустились в тёмное ущелье, из которого веяло холодом и которое уже на подходе вызывало желание обойти его стороной. Что сделать в нашем случае было просто невозможно — я и шёл-то с трудом, а о том, чтобы карабкаться куда-то на скалы, не могло быть и речи. А обходить — значило вернуться к самому началу, туда, откуда начали, потерять время и не факт, что найти дорогу лучше…
И нет, в ущелье нас не ждало никаких опасностей. Просто там оказалось небольшое кладбище, или, скорее — пищевой склад паука. Нечто настолько отвратительное и мерзкое… Сравнить эту гадость мне было просто не с чем.
Там, на дне ущелья, были хаотично расставлены на протяжении десятков метров лоси, кабаны, волки, собаки… люди, застывшие навеки в коконах изо льда. С распахнутыми в немых криках пастями и ртами, с широко открытыми, полными беспредельного ужаса глазами, все эти застывшие ещё неведомо когда статуи, казалось, беззвучно взывали к нам замогильными голосами, провожали мёртвыми взглядами, тянули вперёд свои руки, лапы и морды.
Видимо, из-за того, что магия паука исчезла, сковывавшая статуи ледяная короста таяла. Со всех сторон доносился звук падающих капель. То и дело где-нибудь что-нибудь падало, приходило в движение после лет, если не веков, недвижимости. Запах стоял не то, чтобы невыносимый… Но достаточный, чтобы несколько раз опорожнить и без того пустые желудки.
То и дело под ногами попадались какие-нибудь предметы, истлевшие обрывки одежды, прочий мусор. Несмотря на брезгливость и отвращение, я смотрел по сторонам очень внимательно, ситуация всё-таки была не из тех, когда можно привередничать. В этом крохотном филиале загробного мира, где нам не посчастливилось оказаться, вполне могло отыскаться что-то полезное.
Если бы не время, которое не пощадило ничего, мы вполне могли бы прибарахлиться, хотя бы добыть одежду и некоторые предметы первой необходимости. В одной луже я даже заметил ржавый меч! К сожалению, коррозия его разъела почти полностью. Судя по всему, морозный паук кормился в этих краях далеко не первый год. Для меня лично встал вопрос — если есть колдуны, которые могут такую дрянь изводить, и если все про логово паука знали — а если бы не знали, егеря полезли бы за нами следом — почему при таких исходных данных паука до сих пор не убили?..
Я уже думал единственное, что нам достанется от тошнотворного путешествия по ущелью ледяных мертвецов, это мерзкие впечатления. Но лёгкий звон заставил остановиться и повернуть голову, когда мы уже были у самого выхода. Вглядевшись в полутьму, я понял, что нам всё-же повезло поживиться кое-чем.
Глава 29
Торн. Если честно, я его представлял иначе. Как нечто большое, суровое, в кольце высоких стен, с нависающими над улицами узкими домиками…
А это оказалась небольшая бухта между двумя горными отрогами, несколько прямых широких улиц, и черепичные крыши утопающих в зелени одноэтажных домов, которые тесно и хаотично облепили все склоны и побережье.
Размеры города и сам он отнюдь не поражали воображение, по мне так это тянуло разве что на большой посёлок. Что нельзя было сказать про корабли у берега — настоящие парусники, величественные и прекрасные, тянущиеся к небесам частыми лесами мачт! Кроме того, у некоторых из нихторчали из палуб громоздкие трубы, а к бортам были приделаны неуклюжие колёса. То есть, местные явно в курсе, что такое паровая тяга. А один из пароходов, покрашенный в торжественные белые и чёрные цвета, имел по борту ряды закрытых квадратных лючков. Что-то подсказывало, что они не могут быть ничем иным, кроме как портами для пушек.
Гребные колёса вызвали странные, противоречивые ощущения. С одной стороны, я порадовался, что здешний мир не настолько дик и архаичен, как казалось сначала. Но вот с другой, колёса вызывали что-то вроде снисходительной усмешки. Мол, они конечно хорошо, но можно ещё лучше. Только вот, как же это, лучше — этого я сказать, вернее вспомнить, не мог.
Когда дорога вывела меня к тому месту, откуда открывался вид на Торн и на гавань, один парусник как раз выходил в открытое море. И я какое-то время, забыв про всё, завороженно смотрел ему вслед, любуясь, как паруса трепещут на ветру, волны разбиваются о форштевнь, как корабль медленно и уверенно меняет галс, поворачиваясь против лёгкого дневного бриза. Даже почудилось в какой-то момент, будто чувствую летящие в лицо солёные брызги, как покачивается под ногами палуба, как кричат над головой вьющиеся чайки… С трудом одёрнул себя, поняв, что уже представляю как нахожусь там, на палубе одного из красавцев — ведь кто-то из них понесёт нас на север. Сначала предстояло как минимум не попасться страже и найти доверенное лицо гномов, и ещё неизвестно, какие последствия могли быть от нашей схватки с пауком и успешного бегства от погони…
С силой заставив себя не смотреть в сторону моря, вновь сосредоточился на созерцании раскинувшегося впереди города. Невольно усмехнулся сам себе — самым главным и приятным открытием стало то, что в Торне напрочь отсутствовали все эти городские ворота, стражи на входе, и тому подобное, что я почему-то подсознательно ждал. Не было вообще заметно, чтобы кого-то там досматривали на въезде. И уж наверняка бедно одетому ободранцу можно было не бояться ни о чём! Потому, с независимым и уверенным видом, я зашагал вперёд, быстро смешался с редкими прохожими и неспеша ползущими повозками и проник внутрь, так, будто всю жизнь только это и делал.