— Точно?
— Что значит — «точно»? Ты даже в этом сомневаешься? Ты же был там, и сам всё сделал!
— Если честно, я уже во всём сомневаюсь. И даже себе не доверяю полностью.
— Зря.
— Возможно. Но ты продолжай, рассказывай.
— Расскзывать… Ладно, Волчик, я признаюсь. Я соврала тебе. На самом деле, никакая я не принцесса… Моя мать дочь вождя, да. Но… Не от жены вождя. С бабушкой он просто… По молодости. Ей так до самого конца припоминали это, никто не хотел брать её замуж. А однажды бабушка ушла в лес, и не вернулась. Поэтому, когда пришли Имперцы, потребовав с племени дань, в том числе и дань людьми… Совет племени выбрал, кем откупиться. Среди этих людей оказалась моя мать. Она тогда ещё совсем девочкой была. За неё бы никто не заступился, она никому была не нужна. Даже вождю, тот никогда не признавал свою внебрачную дочь… — Валерия всхлипнула, и теперь уже я сильнее прижал её к себе. В том, что девушка сейчас рассказывает правду, сомненй не было. Я был в этом уверен почти абсолютно — ну невозможно настолько хорошо сыграть. И эта правда… Она оказалась гораздо более неприглядной, чем я даже мог предполагать. — Так моя мать попала в рабство, к имперскому сотнику. Забеременела от него… И умерла при родах, оставив меня. Прости, Волчик, я врала! Я не хотела тебе всего этого говорить… Глупая, надеялась — поверишь, что я знатная. Женишься на мне. Но кому нужна рабыня и дочь рабыни…
— И внучка вождя.
— Что?
— Ты же — внучка вождя, пусть и внебрачная. Сама говорила, эти варвары сильные колдуны. Такая кровь должна цениться.
— Должна, да. Может, поэтому отец и купил нас… Теперь не спросишь. Его же отравили. И если до этого я могла на что-то надеяться… То после, жизнь превратилась в ад.
— Ты не называешь отца по имени?
— Да. Не могу, нельзя. Я же говорю, поклялась…
— Понятно. А он… Хорошо к тебе относился?
— Знаешь, да. Я думаю, он не признавался никому, но на самом деле мою мать была для него не просто одна из рабынь. И он переживал из-за её смерти. Один раз я, ещё когда совсем маленькой была, случайно увидела, как он ходил к ней на могилу. Он делал это втайне, так, чтобы не попасться на глаза никому… Но я видела.
— Понятно. У него была жена?
— Умерла. Ещё раньше. И у неё не было детей.
— Прости, что заставил всё это рассказвать… Но между нами не должно оставаться недоговорённостей.
— Да, я понимаю, — Валерия опять разрыдалась, и пришлось её успокаивать.
— Всё, всё, успокойся! То, что ты мне всё это рассказала, очень хорошо. Я теперь понимаю, что мне нет оснований не доверять тебе. Кроме той… Того… Про что нельзя рассказывать.
— Клятва… Я клялась кормилице, что никому не расскажу! Никому и никогда. Это… От этого зависит не моя жизнь. Я не могу.
— Не буду заставлять. Ну, чего ты опять? Всё хорошо же?..
— Я тебе всё рассказала… Ты знаешь теперь, что я рождённая в неволе, и не пара тебе!
Успокаивать пришлось ещё долго. Никак не хотела поверить, что моё к ней отношение, да и вообще к кому бы то ни было, не зависит от происхождения. Наконец, казалось, можно было бы наконец уже объявить антракт и опустить занавес — но на сцене появилось новое действующее лицо.
С мерзким скрипом открылся люк, через который в наш закуток можно было попасть прямо с палубы. Двое начали спускаться по лестнице — первый быстро и ловко, второй — медленно и осторожно, он тащил на себе кучу вещей. А в проёме маячил давешний молчаливый матрос. Я, готовый к чему угодно, метнулся к нашей поклаже и застыл рядом, готовый в любой момент выхватить меч или пистолет.
Судя по фигуре и габаритам первого спускающегося, это был плюс-минус ровесник моего нынешнего тела. Дорогая одежда указывала, что он явно не из простых. Второй выглядел дряхлым стариком, и был одет заметно проще.
Оказавшись снизу, молодой обернулся, с хорошо читающимся выражением брезгливости на лице, и тут заметил нас. Повисла недолгая пауза. Валерия, вставшая рядом со мной, странно дёрнулась вперёд, но я её удержал, посмотрев с некоторым удивлением. Что это с ней? А молодой щёголь вдруг процедил, сверля нас взглядом:
— Вас что, не учили кланяться? — и тут же наверх, в открытый проём: — Тут варвары! Ещё и рабы! Я что, по-вашему, должен жить с ними?..
Матрос пожал плечами.
— Уберите их, сейчас же! А ещё лучше, дайте мне нормальную каюту, я не хочу жить в этой конкуре!
Весь вид матроса выражал полнейшее равнодушие к просьбам, даже приказам, паренька.
— Ты чего молчишь, матрос? Язык проглотил? Отвечай, когда с тобой говорят! Разрешаю!
— Не нарвится, свезём обратно. На берег.
На этом мелкий вдруг стушевался и, кажется, даже проглотил очередные готовые сорваться с языка слова. А мотрос продолжил, медленно, будто объясняя прописные истины несмышлёному ребёнку:
— Другого помещения нет. А корабль наняли гномы, они тоже будут тут жить. Они может ещё и недовольны будут, что мы попутчика взяли.
— Гномы?!
— Гномы. Вы ещё можете успеть сойти на берег, господин хороший.
Мне показалось, или в ответе матроса сквозила скрытая усмешка?.. Во всяком случае, было очень похоже на то, будто он забавляется ситуацией.
— А мой слуга что, тоже будет жить здесь?
— Да. Больше негде.
Молодой, злобно насупившись, прошёл в дальний угол. Седой проследовал за ним следом и скинул там вещи, после чего почтительно отошёл и замер в отдалении. Оба старались не смотреть в нашу сторону. Я же, наоборот, сверлил заносчивого щёголя взглядом — так нестерпимо хотелось прописать ему. Но… Сдержался. Вместо этого спросил матроса:
— Нам можно подняться?
— Нет, только когда отойдём от берега. Сами понимаете, безопасность.
— Да, понимаю.
Над нашей головой вновь стукнул, опускаясь, люк, погружая всё вокруг в полумрак, который лишь чуть рассеивал пробивающийся сквозь щели свет. Я посмотрел на Валерию — судя по всему, продолжение разговора откладывалось на неопределённое время…