— Единственное, что отчётливо помню об отце и матери, — их голоса. Вернее, споры. Они всегда кричали друг на друга. А еще звук бьющейся посуды, отчего я просыпалась в ужасе. Тогда отец склонялся надо мной, ласково утешал. У него были печальные глаза… А вот лицо матери не запомнила совсем. Не могу даже его представить. Вряд ли я вообще узнала бы ее.
Пэгги вскинула голову. Брюс отметил жесткую, почти злую усмешку, скользнувшую по ее губам.
— Для дочери, получившей сегодняшнее известие, ваша реакция выглядит странно, если не сказать больше!
— Да?.. А разве не странно поведение матери? — вскипела Пэгги. — За всю жизнь не подать о себе весточки, будто я в чем-то виновата перед ней? Ни разу не поинтересоваться, как живет в чужих людях ее ребенок? Где же была материнская рука, в которой я так нуждалась, пусть бы хоть по головке погладила! Или она с рождения возненавидела меня?.. Почему? За что вычеркнула из своей жизни?
— У меня нет ответов на такие вопросы, — хмуро отозвался Брюс.
— А вы думаете, если она действительно моя мать, у нее достанет духу ответить?.. Сомневаюсь.
— Поднимитесь к ней и повидайтесь.
— Прямо сейчас? — Пэгги растерялась. Не хотелось выдавать панику, охватившую ее. Она давно распрощалась со своим прошлым, а оно стучится прямо в душу. Хорошо, если этот мужчина не заметит, в каком она смятении.
— Чем тянуть, лучше уж сразу.
— Вам легко говорить!
— Не торопитесь с выводами, — медленно произнес Брюс и тяжко вздохнул. — У многих могут быть счеты к леди, хотя она и больной человек…
В его словах Пэгги почувствовала обиду на что-то. Неужели он сам ненавидит женщину, к встрече с которой ее подталкивает? Она отогнала внезапно промелькнувшую мысль. Чушь! Или Пэгги привыкла к нему, но он уже не казался ей твердокаменным и жестоким, скорее даже наоборот.
— Хоть чем она больна, я могу узнать заранее?
Пэгги не сопротивлялась, когда Брюс решительно повел ее через сад к дому. Тащит, как на буксире, подумала она покорно.
— У нее легочная эмфизема — болезнь заядлых курильщиков, плюс цирроз печени, потому что она много пила.
Сказал без тени сочувствия, сразу отметила Пэгги, он ненавидит ее! И если она мне мать — Брюс возненавидит и меня, подумала девушка, сознавая с сожалением, как ей не хочется попасть в немилость к такому человеку.
— Эмфизема? Как же она может громко кричать? Обычно такого рода больные не в силах даже свечу задуть!
Брюс приложил палец к губам. Они уже приближались по коридору к двери, у которой днем побывала Пэгги.
— Соберитесь, возьмите себя в руки, — шепотом сказал Брюс. — Ее часто мучают кошмары, проявляющиеся в агрессивности. Ничего удивительного, когда нарушена нервная система. С таким букетом болячек трудно справляться.
Из комнаты глухо доносились голоса. Один возбужденный, другой — спокойный, они смолкли, как только Брюс постучал.
На пороге появилась Глория Стоун.
— К вам пришли, миссис Макинрой. Посмотрите, кто к вам пришел, — бросила она через плечо.
Брюс тихо сказал:
— Надеюсь, у вас не будет проблем с визитом Пэгги?
— С тех пор как Энн навестила больную, она сильно возбуждена, — ответила сиделка. — Без конца твердит, что хочет ее видеть. Они выгнали меня из комнаты и разговаривали наедине. По тому, как обе вели себя, мне показалось — узнали друг друга…
Брюс остался в коридоре, а Пэгги, подталкиваемая сиделкой, прошла во вторую комнату.
В тусклом свете различила сгорбленную фигуру женщины, сидящей перед туалетным столиком.
— Входи, входи, — произнесла та, продолжая пудрить свое морщинистое лицо с ввалившимися щеками.
— Здравствуйте, — остановившись поодаль, выдавила Пэгги.
Воцарилась тягостная тишина. Больная окинула девушку быстрым взглядом. От неловкости Пэгги поправила растрепавшиеся на ветру рыжие волосы и потупилась. Молчание казалось вечностью.
— Я ее не знаю, — наконец раздался надтреснутый голос, в глазах больной мелькнул испуг. Пэгги невольно съежилась. — Пусть убирается! Это не Пэгги! — Крик нарастал и становился невыносимым. — Я не хочу тебя видеть, вон! Знать тебя не желаю!
3
Пэгги растерялась. Почему эта женщина испугалась ее?
— Ты не Пэгги! — не унималась миссис Макинрой. — Чтобы ноги твоей здесь не было! Глория, Глория! — Громкие крики переходили в истерику. — Выкиньте ее прочь. Я не хочу видеть эту, эту…
В комнату поспешно влетела сиделка.