Кстати, показать дворянам реальные результаты «налоговой политики» Сучки Квайст оказалось довольно просто: в нужный момент на площадь вывели полтора десятка чумазых девочек лет восьми-десяти, каждая из которых держала на руках замотанное в тряпье дитя. Дитя, прижитое сиротками (!) в результате насилия (!).
Не среагировать на такое дикое нарушение Уложения не смогла даже леди Шейла. И смертельно побледнела. А ее муж — тот в бешенстве принялся тискать рукоять своего меча…
…Смотреть на изможденные и перепуганные лица детей было больно. И так же больно представлять себе тех, кого не смогли привезти в Арнорд: многодетные семьи, оставшиеся без кормильца и вынужденные продавать дома, чтобы выжить. Калек, побирающихся на улицах сел и деревень. Сирот, готовых продавать даже самих себя, лишь бы заработать на кусок хлеба. А не представлять… не представлять было невозможно…
…Слушая размеренную, но от этого не менее эмоциональную речь Томаса, Логирд Неустрашимый быстро перестал понимать, где заканчивается замысел сына и начинается импровизация его оруженосца: каждое следующее слово, срывающееся с уст воина, становилось все тяжелее и тяжелее. И к моменту, когда в руках королевского обвинителя снова возник молот, граф Утерс ощущал себя раздавленным тяжестью предъявленных чете Квайст обвинений. И был почти не в состоянии что-либо анализировать. Ибо его душа сгорала от ненависти к Размазне и его супруге и рвалась на части от сочувствия к невинным, по их вине оставшимся без родных и без крова…
На то, чтобы успокоиться и взять себя в руки, ушло несколько минут. К этому времени Томас покинул Помост Обвинителей, а на его место поднялся коронный нотариус Атерна. И зачитал еще несколько свитков.
Реакция зрителей на эту информацию была намного менее острой: по мнению Ронни, после выступления Томаса собравшимся надо было дать достаточно времени, чтобы они смогли успокоиться. И правильно оценить великодушие его величества…
…Все время, пока мэтр Дэвиро спускался с Помоста Обвинителей, в Белом зале стояла мертвая тишина. Молчали все — и родственники леди Майянки, и их недруги, и те, кто искренне ожидал торжества закона и справедливости. А когда граф Лагар дал слово обвиняемым, зал словно сорвался с цепи.
Орали все: молодежь, едва перешагнувшая порог совершеннолетия, и умудренные опытом старики; еще не опоясанные девушки и женщины, воспитывающие детей своих детей. Даже воины Внутренней стражи, стоящие спиной к клети обвиняемых, слитно стучали кромками щитов об каменный пол. И яростно сверкали глазами.
Для того чтобы успокоить возжаждавший крови народ, потребовалось личное вмешательство короля: богато украшенная драгоценностями держава поднялась в воздух… и с грохотом обрушилась на подлокотник трона:
— Тихо!!!
Младший сын графа Олеро, среагировавший на приказ короля слишком поздно, оказался на полу. В компании с телохранителем Ванессы де Клади, случайно задетым оплеухой отца графа, разъяренного таким непочтительным отношением к верховному сюзерену. Впрочем, возмущаться юноша не стал. А предпочел смотреть на короля снизу вверх.
— Это — лишь одна сторона монеты… — дождавшись тишины, негромко произнес Вильфорд Бервер. И угрюмо посмотрел на своих вассалов. — Но для того чтобы вынести справедливый вердикт, надо увидеть и вторую…
Слушая эти слова, Логирд Неустрашимый не отрывал взгляда от графа Конта де Байсо. И ждал его реакции.
Выражение искренней благодарности, появившееся на лице потенциального заговорщика, заставило графа улыбнуться: идея его сына начинала воплощаться в жизнь. Пусть медленно — но довольно уверенно…
— Ваше величество? Ваша светлость? Могу я… передать право защиты моей супруге, баронессе Майянке Квайст, урожденной де Венгар? — поочередно поклонившись своему сюзерену и королевскому обвинителю, поинтересовался бледный, как полотно, Размазня. А потом нервно потер рукой шею. В том месте, где ее должен был перерубить топор палача…
— Вы имеете на это полное право… — дождавшись утвердительного кивка короля, невозмутимо произнес граф Лагар.
— Благодарю…
— Спасибо, сир! Спасибо, ваша светлость! — в унисон ему сказала баронесса Майянка. И, облизав пересохшие губы, зажмурилась. Потом набрала в грудь воздуха и выдохнула: — Я, баронесса Майянка Квайст, полностью признаю свою вину… К моему искре…