…Работать со своей памятью, умирая от слабости и холода, оказалось безумно сложно: я то соскальзывала с зыбкой грани между небытием и реальностью, то теряла нужные мне пленочки, то впадала в сонное оцепенение. Кроме того, у меня жутко затекли перетянутые ремнями бедра, а левую ногу начала сводить судорога. Поэтому, в те короткие промежутки времени, когда у меня получалось нормально соображать, я до рези в глазах всматривалась в окрестные скалы и нагромождения камней, или горячечным шепотом описывала Беглару приметы будущих ориентиров.
В отличие от меня, равсары, находящиеся под действием отвара равельника, не чувствовали ни холода, ни усталости. И неслись по горам, как по ровной дороге. Что удивительно, их нисколько не беспокоило то, что их лица превратились в кроваво-красные маски, склеры стали отливать желтым, а под глазами появились черные мешки: эти наивные дети гор действительно верили в то, что все эти признаки — следствие воздействия мифического айира…
…К приметной скале, нависающей над верхним входом в узкое и извилистое ущелье, которое вело к замку Красной Скалы, мы подошли часа за три до заката. Воины, все еще чувствующие в себе «божественную силу», рвались идти дальше, но, услышав мой приказ, мгновенно побросали дорожные мешки и принялись обустраивать лагерь. Равсарский Тур, аккуратно посадив меня на брошенную на камень бурку, опустился на колени и заглянул мне в глаза:
— Как ты себя чувствуешь, Великая Мать?
— Я? Или это тело? — устало поинтересовалась я.
Беглар непонимающе сдвинул брови, а потом расхохотался:
— А, ну да! Не сообразил…
Я «полюбовалась» на его лицо, украшенное звездочками полопавшихся сосудов, на потеки крови на его усах и бороде, и вдруг почувствовала себя хладнокровной убийцей. Такой же как, мэтр Джиэро, Коэлин или мой отец.
«Как же я ненавижу слово „Долг“… — мысленно повторила я слова, сказанные мне графом Ауроном в день, когда я поклялась от него не убегать. И добавила от себя: — И свободу выбора между смертью и Смертью…»
— Скажи, Мать Виера, — почему-то опустив титул «Великая», хрипло спросил Тур. — А как ты выглядишь на самом деле?
Проследив за направлением его взгляда, я мысленно схватилась за голову: совершенно не уставший во время дневного перехода равсар почувствовал желание. И сейчас, пялясь на мою затянутую кольчугой грудь, пытался удержаться от действий…
— Увидишь, мой нетерпеливый эдилье… Скорее всего, послезавтра… — улыбнулась я. И, почувствовав, что он начинает плыть, еле слышно прошептала: — Адириэла-тэйс!
Услышав Слово, воин застыл и мгновенно превратился из возбужденного самца в безмолвного, готового на все раба.
«Вот и всё…» — улыбнулась я. И, поглядывая по сторонам, принялась корректировать его крону…
…М-да. Избавить Беглара от вспыхнувшего желания оказалось сложней, чем я ожидала: даже находясь в трансе, воин упорно не желал отказываться от своих намерений и подсознательно сопротивлялся моему внушению. Кроме того, мимо нас то и дело проходил кто-нибудь из воинов, и мне приходилось делать вид, что мы просто беседуем. В общем, к тому времени, как «мой эдилье» перестал видеть во мне объект неутолимой страсти, равсары закончили обустройство лагеря, выложили на чистый кусок полотна вяленое мясо, сыр и порядком зачерствевший хлеб и принялись прислушиваться к нашей «беседе».
Закончив работу, я вывела Тура из транса, жестом подозвала к себе Ушейбу, и, приказав ему принести мне мех с вином и три кубка, хмуро уставилась на все удлиняющиеся тени: времени оставалось все меньше и меньше, а я до сих пор не решила, что мне делать с равсарами.
Прочувствовавшие те преимущества, которые им дает моя «божественная» сила, они были готовы выпить из моих рук все, что угодно. И следовать за мной в Рейвейн, к престолу «моего отца», зная, что вечное посмертие дается вместо жизни…
Только вот для меня вариантов их будущего было два: снотворное — сон на камнях — смерть от рук воинов Правой Руки, или смесь снотворного с ядом — смерть во сне, но уже от моей. Разница — совсем небольшая. Но существенная: в первом варианте я перекладывала свою ответственность за их жизни на плечи вассалов графа Утерса. А во втором — брала ее на себя. То есть должна была отнять их жизни. Сама. У двадцати девяти человек. Хладнокровно и расчетливо, как наемный убийца. И стать почти такой же, как они…