— Жалеете вы себя, ваше сиятельство… — в голосе Рыжего Лиса, донесшемся до меня с берега, звучит неприкрытая издевка. — Будь здесь Кузнечик, вы бы сейчас ныряли до посинения…
— Жалею? — восстановив дыхание, ухмыляюсь я. — Так я задерживал дыхание на полном выдохе, а не на вдохе… Разницу чувствуешь? Впрочем, о чем это я? Марш в воду — попробуешь сам…
— Мне нельзя, ваша светлость! — страдальчески вздыхает десятник. — Буквально через минуту-полторы мне надо будет менять Молота…
— Ничего страшного! — Я подплываю к берегу и, нащупав ногой дно, встаю: — Его сменит Бродяга. Или Игла…
— Они не смогут вымотать Тома так, как это сделаю я… — Лис делает еще одну попытку выкрутиться. И, увидев, что я поднимаю бровь, сокрушенно вздыхает и принимается стягивать с себя кольчугу: — Эх… Вот так всегда… А я, может быть, с детства не люблю воду…
— Расскажи это девкам из придорожных трактиров… — усмехаюсь я. И, дождавшись, пока воин зайдет в воду по грудь, добавляю: — На счет два — выдыхаешь. Потом ныряешь и терпишь до последнего. Кстати, это упражнение тоже придумал Кузнечик. Так что при случае можешь его поблагодарить… Готов?
— Да, ваша светлость…
— Раз… Два… — Моя правая нога с разгону втыкается ему в солнечное сплетение, и пытавшийся схитрить десятник складывается пополам: — Я сказал, полный выдох, Лис!!!
Воин изображает гримасу раскаяния, послушно выдыхает весь воздух и погружается в воду. А я прислушиваюсь к звукам, доносящимся с поляны, которую мы выбрали местом для ночевки.
Судя по темпу, с которым там звенит сталь, Том все еще держится. И держится неплохо. Впрочем, ничего удивительного в этом нет — последние месяцев восемь дали ему гораздо больше, чем три с половиной года, которые он прозанимался у Низала Финта и Фалько Рубаки.
Нет, ничего плохого об этих мастерах я сказать не могу — они действительно дают неплохие навыки владения мечом или топором. Только вот те, кто к ним обращается, развиваются крайне медленно. На мой взгляд, в основном потому, что эти двое, пытаясь заработать денег, одновременно тренируют группы по восемь-десять человек.
В случае с Томасом Ромерсом все иначе: на одного моего оруженосца приходится несколько десятков учителей. Каждый из которых кровно заинтересован в том, чтобы «ученик» максимально быстро научился выживать. Поэтому каждая ночевка или дневка начинается и заканчивается одинаково. Тренировкой.
Том не сопротивляется. Вернее, не так: Том занимается. И занимается с таким фанатизмом, что уже заслужил свое первое прозвище. А это для воинов Правой Руки равносильно признанию его своим.
Да, для самого настоящего графа, пусть и хранящего инкогнито, прозвище «Коряга» звучит не особенно благозвучно, но Том носит его с гордостью. Зная, что вместе с ним заработал не только уважение лучших воинов Элиреи, но и постоянное место в строю…
…Лис выныривает через сто семьдесят восемь ударов сердца. И, судорожно втянув в себя воздух, криво усмехается:
— Кузнечик… — вдох, — редкая… — выдох, — сволочь… — вдох. — Будь… — выдох, — я на вашем… — вдох, — месте, — выдох, — я бы его… — вдох, — прирезал… — выдох, — еще, — вдох, — в детстве…
— А что, тебе не понравилось? — интересуюсь я. И, выслушав возмущенную тираду, в которой Лис подробно описывает детские травмы, которые могли сказаться на психике моего учителя, неторопливо бреду к берегу. Решив, что ничего нового он мне не скажет…
— Он хочет еще, ваша светлость! — доносится с опушки леса.
Это Горен Злой, вернувшийся из Больших Околиц…
— Просто стесняется попросить…
— А в челюсть? — за моей спиной возмущенно шипит десятник.
— Можно и в челюсть… — ухмыляется воин. — Рука у графа Утерса тяжелая, так что тебе точно понравится…
— Ладно, шутник, рассказывай, что у вас там? — перебив не на шутку разошедшегося разведчика, приказываю я.
— Начали запрягать лошадей, ваша светлость… — мгновенно отзывается Злой. — Ряшка опять всю ночь не спал. Зубами скрипел так, что во дворе слышно было… Что-то у него с поясницей не то…
— Вполне возможно… — кивнул я. — Ему надо к костоправу. Но сначала хорошо бы похудеть…
— Боюсь, сегодня ему будет не до костоправов… — криво усмехается Горен. — В Волчью стражу с постоялого двора ушло двое очень интересных мужичков. И явно не до ветру…