— А что, тебе не понравилось? — интересуюсь я. И, выслушав возмущенную тираду, в которой Лис подробно описывает детские травмы, которые могли сказаться на психике моего учителя, неторопливо бреду к берегу. Решив, что ничего нового он мне не скажет…
— Он хочет еще, ваша светлость! — доносится с опушки леса.
Это Горен Злой. Вернувшийся из Больших Околиц…
— Просто стесняется попросить…
— А в челюсть? — за моей спиной возмущенно шипит десятник.
— Можно и в челюсть… — ухмыляется воин. — Рука у графа Утерса тяжелая, так что тебе точно понравится…
— Ладно, шутник, рассказывай, что у вас там? — перебив не на шутку разошедшегося разведчика, приказываю я.
— Начали запрягать лошадей, ваша светлость… — мгновенно отзывается Злой. — Ряшка опять всю ночь не спал. Зубами скрипел так, что во дворе слышно было… Что-то у него с поясницей не то…
— Вполне возможно… — кивнул я. — Ему надо к костоправу. Но сначала хорошо бы похудеть…
— Боюсь, сегодня ему будет не до костоправов… — криво усмехается Горен. — В Волчью стражу с постоялого двора ушло двое очень интересных мужичков. И явно не до ветру…
— Проследил? — спрашиваю я, заранее зная ответ.
Воин отрицательно мотает головой:
— Нет, ваша светлость… Хитро ушли, заразы: один страховал другого. А когда я наткнулся на их сторожок…
— Наткнулся или наступил? — торопливо натягивая на мокрое тело поддоспешник, хмуро уточняет Лис.
— Что я, совсем зеленый, что ли? — обижается воин. — Я его НАШЕЛ. И даже пощупал руками… Добротно сделано. Даже очень… А, как ты понимаешь, их по одной штуке не ставят…
— Ну, и куда они пошли?
— К Погорелью…
— Значит, завтракать надо в темпе… — заключаю я. И мрачно замолкаю: лязг мечей, все это время раздававшийся с поляны, внезапно стихает.
— Опять подставился… — вздыхает десятник. — К-коряга…
…Выбравшись на поляну, я окидываю взглядом место тренировки и удивленно хмыкаю: мой оруженосец стоит. Самостоятельно. В полном сознании. И даже не покачивается. А вот Бродяга Отт — лежит! Навзничь! И очень здорово изображает труп!
— Что с ним? — удивленно интересуется Лис, и, присев рядом со своим подчиненным, прикладывает пальцы к его шее.
— Поймал на противоходе… — угрюмо бурчит Ромерс. — И ударил локтем… В голову. Думал, он среагирует…
— Он и среагировал… — улыбается Игла. Потом чешет бородку и добавляет: — Хороший был удар, Коря-… Мда… Пожалуй, первое прозвище ты уже перерос…
…Торговый караван Диомеда Ряшко — что-то вроде королевского двора на выезде. Две кареты, двадцать укрытых просмоленной тканью телег и куча сопровождающего их народу. Сам Ряшко, два его приказчика и четверо служанок. Шорник, кузнец, плотник. Четыре десятка возниц. И пятьдесят один охранник.
Четвертый день все это 'великолепие' ползет по юго-восточному тракту, все больше отставая от несущейся впереди него волны слухов. Слухов о том, что десять из двадцати телег до верху загружены серебром, невесть купленным королем Онгарона для нужд его монетного двора.
Распространением слухов занимаются скрытни. Поэтому в придорожных постоялых дворах обсуждается не только приблизительная стоимость груза и то, что на это серебро можно купить, но и доход, который получат хозяева постоялых дворов, в которых планирует останавливаться караван. А еще — тупость скряги Диомеда, нанявшего для его охраны всего одного настоящего воина. Отставного десятника Внутренней стражи Макса Бериго.
Досужие сплетники искренне сочувствуют Максу. Ибо, по их мнению, человек, чьими стараниями караван умудряется собираться в дорогу за какие-то час-полтора, и добирается до очередного места ночевки в полном составе, ничего не забыв и не потеряв, заслуживает уважения. И не только уважения: воин, способный держать в руках весь тот вооруженный сброд, который набрал Диомед, должен получать как минимум две обычные ставки. И надбавку за риск и еженощные бдения, во время которых отставной десятник, по сути, заменяет охраняющих серебро часовых.
— Наше поколение… — вздыхают старики. — Не чета нынешней молодежи…
Да. В отличие от Бериго, у молодежи — остальных охранников каравана — весьма своеобразные представления о службе. Нет, после обеда, когда кое-как выспавшийся Макс открывает глаза и спрыгивает с первой телеги, караван превращается в средоточие дисциплины и порядка. Не успевшие привести себя в порядок бездельники получают по паре сногсшибательных зуботычин. Все остальные, облаченные в полный доспех, не отрывают глаз от придорожных зарослей, реагируя на любой подозрительный звук или шевеление ветки. А головной дозор тщательно осматривает любые подозрительные места, в которых может спрятаться хотя бы один разбойник.