— Верный и вечный страж, трехглавый пес, в чьих глазах горит пламя ярости молодой земли, Цербер, жертвую тебе!
Расстелен черный шелковый платок. На нем открытая бутыль вина и спелый гранат, полный кроваво-красных зерен.
— Яства эти — пища Стражам, жертва моя — в дар Владыкам, слова мои — ключ к Вратам.
На землю, орошенную вином, падают густые красные капли. Острым ножом с черной рукоятью и стальным лезвием, на котором ее кровь, она чертит на земле знак. И вонзает нож в землю у корней старого дерева.
— Отверзнитесь, земной твердыни уста. Услышьте слова мои, боги подземного царства. Ибо вхожу я в вашу обитель с радостью — быть мертвой среди живых и живой среди мертвых.
Кровь, что тело питала и силы хранила, жертвую тебе, о великая мать Геката, покровительница ночных видений, госпожа трех дорог! Семенами граната, что говорят об Аиде, льются слова, — услышь мой зов, подруга и возлюбленная тьмы. О ты, дарующая свет разума и ввергающая во мрак безумия, идущая в ночи, неодолимая, связующая два мира! Я призываю тебя законом боли земной. Во имя бессмертия твоего, во славу древних богов, склони взор свой на меня и прими мою жертву. Заклинаю тебя властью печати и ключей, отданных тебе сегодня, когда Луна вошла в круг свой! Словами боли заклинаю тебя и молю — дай мне встретиться с тем, кого я люблю больше жизни, с тем, кому принесла клятву верности перед лицом твоим…Сгущаются сумерки, все застыло вокруг. Молчание, как натянутая струна. И неслышно, как дождь, льется на землю красная влага, которой вспоена эта земля от начала времен.
Кровь, что тело питала и силы хранила, жертвую тебе, великий Орк, могущественный царь теней, властелин страны, откуда нет возврата! Да пребудешь ты вечно, да не забудут тебя люди вовек. О ты, кто ведает загробной участью смертных, ты, познавший все тропы безвременья! Я призываю тебя законом боли земной. Во имя твоей безграничной власти во тьме, во имя вечного покоя твоей обители и нерушимых границ ее, склони взор свой на меня и прими мою жертву. Заклинаю тебя именем престола твоего, и легионами слуг твоих, и душами тех, чьи имена в книгах мертвых чтимы, и Землею, хранящей прах первых из первых! Словами боли заклинаю тебя и молю — дай мне встретиться с тем, кого я люблю больше жизни, с тем, кому принесла клятву верности перед лицом твоим.Как всегда, ее голос замер в тиши. И только голос невидимой птицы отозвался в ответ.
Как всегда, она оглянулась, выходя за ворота. Дорога, пройденная ею из конца в конец, стрелой уходила ввысь, прямая и светлая, как обелиск — один на всех.
Жизнь и смерть — всего лишь два мгновенья, бесконечна только наша боль. …Я вернусь к тебе дождем, утренней метелью за окном, серебро горстями брошу я к ногам твоим…Пока она добралась до остановки, пока ждала автобуса, уже почти совсем стемнело. Как обычно в это время, вокруг ни души: места здесь глухие… Но она не привыкла опасаться пустынных мест. Ей всегда лучше в одиночестве. А особенно сейчас, когда все вокруг неожиданно напомнило другой вечер, бывший очень давно. Тогда так же плыли над землей лиловые сумерки, над горизонтом бледно светилась в дымке гаснущая полоса зари, и было слышно, как с деревьев падают капли. «Я не боюсь ходить одна»…
В прохладном воздухе стоит изморось, и далекие огни расплываются в тумане, как под водой. Лишь изредка тишину нарушает шум проносящихся машин, но она так глубоко задумалась, что не замечает этого. И не сразу видит, что одна машина остановилась рядом.
— Привет! — опустив стекло, водитель внимательно смотрит на нее. — Сколько?
Отвернувшись, она быстро отступает в тень.
Негромкий разговор и смех, — в салоне еще двое… «Девушка, а девушка!» «Что вы делаете сегодня вечером?» «Вы глухонемая, да?»
Потом хлопает дверца.
— Не бойся, лапа… — шагнув к ней, водитель вдруг замолкает на полуслове. И она тоже молчит, словно оцепенев, растерянно глядя ему в лицо. А он, рассмеявшись, подступает ближе.
— Блин, вот это встреча!.. Ох, елки, какой прикид… Тебя прям не узнать, красава! — в его взгляде сквозит тупое удивление. — Да подожди, ты чего? Давай побазарим!
— Нам не о чем говорить.
— Типа, сменила масть, да? Под целку косишь?
Схватив ее за локоть, он оборачивается к тем, в машине: «Пацаны, идите сюда!» Миг — и все трое окружают ее тесным кольцом.
— Не хочет разговаривать… Наверно, забыла старого друга…
— Руки убери!
Расхохотавшись, он прижимает ее крепче, увлекая к машине.