– Ты настоящий самурай, Ульяна-сан! Ты скоро поправишься.
***
Солнце уже начинало припекать, ветерок сдувал последнюю росу с проклюнувшейся травы. В свежем окопе от земли в нос шибал сладкий запах, чернозем бруствера напоминал родную пашню.
– Сеять пора, а мы три года вшей кормим! Эх, землица наша Русская, когда ж тебе Господь разумного царя пошлет!
Бородатый солдат, прислонившись к брустверу, достал кисет из кармана шинели.
– Зачитался! Дайкось прокламацию.
Молодой солдатик протянул ветерану листок дрянной бумаги.
– «Долой царизм!» Социалисты опять бумагу пачкают! Для курева сгодится. – солдат оторвал половину, другую протянул товарищу. – Держи, сейчас табаку отсыплю.
– Я не курю, дядя Игнат. Спасибо.
– Из тилигентов что-ли? «Спасибо». Благодарствую надо говорить. – старый солдат сыпанул махорку в раструб «козьей ножки». Кисет вернулся в карман, терпкий дым потянулся в сторону вражеских окопов.
– Ты привыкай, Андрюшка, – пыхнул на молодого дядя Игнат.
– А как газами бомбить зачнут, совсем окочуришься!
– А часто бомбят, и сейчас могут?
– Нет, сейчас не будут – ветер в ихнюю сторону. Германец, он аккуратный: сперва беготню в окопах затеет – к атаке готовится, потом артиллерия нас утюжить будет с полчаса. Ежели газовые снаряды, сразу не пойдут – травится не захочут…
– Это кто тут у нас позицию демаскирует? – кряжистый солдат с красным бантом в петлице скатился в окоп. Аккуратная бородка сглаживала жесткое выражение широкого лица, в раскосых глазах сверкал маньяческий огонь.
– Принесла нелегкая. Опять агитировать начнет. – в сторону простонал Игнат.
– А как без этого. – агитатор приладил винтовку на бруствер, отряхнул шинель.
– Вот вы, товарищ, – обратился к Игнату, – который год семью не видели, пшеницу не сеяли? А вы, – посмотрел на молодого, – так недоучкой и останетесь?
– Так Отечество защищать надо! – вскинулся молодой.
– А почему помещика с фабрикантом с нами в окопах нет? Это что не их отечество? И правильно – не их! Их родина везде, где за деньги можно купить власть и удовлетворить свои низменные потребности! Земля – она только для того, кто на ней работает. Земля – крестьянам! – агитатор встал во весь рост, к месту агитации стали подтягиваться солдаты.
Игнат набрал землю в широкую ладонь, в грубых заскорузлых пальцах чернозем задвигался как мех норки. Крестьянин посмотрел на агитатора:
– Вот скажи мне, товарищ Ильин, у меня, к примеру, две коровы, свинюшки, куры с гусями. Я жилы рву, пуп надрываю, землю, стало быть, обрабатываю, пшеницу рощу, отдам часть хозяину и сплю спокойно. И вот на кой ляд мне все раздавать дармоедам городским, да нашим деревенским лоботрясам, а?
– А работников ты нанимаешь?
– Как же без них? Конечно. Одному с сыновьями не справиться в сезон!
– А работники разве пуп не рвут? Разве лоботрясничают? Так почему они голытьбой живут, а ты их за гроши нанимаешь? А сломается молотилка у тебя, за деталями к кому пойдешь, к тому же рабочему. Скоро труд крестьянина облегчат машины с бензиновыми двигателями. Придется тебе, Игнат, на старость лет за книжки засесть, мануалы читать.
Подтянувшиеся солдаты засмеялись.
– Ох, и балобол ты! – усмехнулся Игнат.
– Теперь ты мне скажи, а зачем ты с помещиком делишься? Его почему в дармоеды не заносишь?
– Дармоед еще тот! Так земля его вроде, закон на его стороне, жандармы! Попробуй не отдай!
– Таки и попробуй, чего боишься? Винтарь есть у тебя.
– То на фронте, а то дома. Вы, большевики, воду мутите, по домам всех распускаете, а как немец на плечах в избу войдет?
– Не войдет! На той стороне такой же брат рабочий с крестьянином в окопе гниет. Оно ему надо, на чужой земле на своего дядю пахать? Немецкие коммунисты сейчас тоже революцию готовят.
– Что, не могете, стало быть, без мужика? Царя-батюшку зачухонили, а остальных буржуев кишка тонка?
– Ты, солдат, свою кишку сначала измерь. Вместе нам надо быть, вместе новый мир строить! А царь, как символ мировой несправедливости, должен висеть в петле! И будет висеть! – раскосые глаза остекленели.
Агитацию прервал рев фугаса. С немецкой стороны раздались пушечные залпы. Солдаты скатились в окопы, сжимая винтовки, с опаской глядели в небо. Рев нарастал. Взрывы доносились из далекого тыла.