Мой последний, единственный друг.
Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.
Я не знал, что любовь – зараза,
Я не знал, что любовь – чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума».
Он читает с интонацией, с душой нараспашку, читает и не сводит с меня глаз. Ощущение его интереса образует во мне сгусток растерянности и трепета. Я поджимаю губы, внутренне улыбаясь. Паша замечает мое напряжение и придвигается ближе, накрывая мою ладонь своей. Кажется, этот жест не уходит и от внимания Богдана. Я всеми фибрами души желаю, чтобы Сомов убрал от меня руки, но демонстративно кладу ладонь поверх его. Шелест кривит губы, делая паузу, а после продолжает:
«Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другого,
Молодая, красивая дрянь».
Последнюю строчку он почти шепчет, а мое сердце падает вниз. Он с извращением смакует каждое слово, будто обращаясь ко мне.
Богдан замолкает, и класс вновь наполняется тишиной.
Анна хлопает, лучезарно улыбаясь.
– Богдан, – прикладывает ладонь к груди, – как выразительно, не ожидала, – признается Аннушка.
Класс слышит звонок и начинает собираться.
– Ах да, Богдан, совсем забыла, тебя вызывают к завучу.
Я замираю. Сомов вальяжно поднимается из-за парты, буравя Шелеста взглядом. Пашка явно доволен собой, а мне припоминаются его слова в зале о том, что Шелеста здесь завтра не будет. Вот и хорошо. Не подходит он для этой школы, он другой.
Хотя, если быть с собой честной, я просто до коматоза боюсь того, что моя ненависть к нему может оказаться совсем иным чувством.
Толкаю Пашу в плечо, чтобы он переставал играть в гляделки, я так опоздаю домой. После школы мне нельзя болтаться в городе, иначе отец будет мной недоволен.
Стаскиваю сумку со стула и, опустив глаза, иду к выходу.
У школы, как и всегда, меня ждет водитель. Забираюсь на заднее сидение Мерседеса, Паша лезет следом, предварительно отпустив свою машину.
– Антон, выключи, пожалуйста, музыку, – говорю водителю, откидывая волосы назад.
– Хорошо, Герда Брониславовна.
Антон выключает радио, а я вытаскиваю из сумки тетрадь по истории, нужно повторить даты. Если я напишу тест не на высший бал, можно даже не приходить домой, потому что меня и так там будет ждать гильотина.
– Герда, – Пашкина рука ложится на мое колено, – выброси ты эти тетрадки, – вырывает из моих рук конспект.
Я хмурюсь, скидывая его руки. Еще не хватало, чтобы Антон проболтался об этом отцу. Он в последнее время Сомовых не жалует, а если будут всплывать пикантные подробности наших с ним отношений, он просто оторвет нам головы. Вот и все. Вот и все.
– Не бесись. Не будет завтра этого придурка. Я уже все устроил.
Я мысленно взрываюсь. Ну почему именно сейчас и почему опять о нем? Чтоб он провалился, этот Шелест.
– И что ты сделал?
– Сходил к Юсуповой и рассказал о том, как этот гопник дела решает.
– И как? – приподымаю бровь. Неужели Шелест все-таки отделал Сомова?!
– Да никак, я соврал, конечно, что он руки распускает. Но все же слышали, как он нам угрожал в коридоре.
Киваю, забирая свои мысли обратно. Вряд ли Шелест может что-то сделать Паше, он с двенадцати лет борьбой занимается, в профессионалы не лезет, но все же удар у него явно поставлен. А Шелест так, глупая уличная шпана. Хотя он что-то говорил про клуб и прочее, выпендривался, наверное. Да и откуда у него деньги, чтоб ходить в клуб, где тренируется Сомов? Там месяц стоит несколько тысяч евро. А он явно к нам в школу по какой-то спецпрограмме попал.
К особняку я подъезжаю уже в хорошем настроении. Сомов шутит без перерыва, открывая мне дверь, Антон берет наши сумки и приносит в дом следом. Паша рассаживается на диване, закидывая ноги на банкетку.
Я устраиваюсь в кресле, скидывая сапоги на коврик.
– Малыш, а дома кто-то кроме прислуги есть?
– Нет, – не отрываю глаз от экрана телефона, залипая в инсте.
– Может, поднимемся к тебе?
– Нет. Отец скоро приедет, – откладываю телефон в сторону.
Сомов плотно сжимает губы, демонстрируя недовольство.
– Не дуйся. Давай завтра на снегоходах покатаемся?
– Где?
– Не знаю. Можно за поселком… отец приволок из Германии какую-то новую модель. Опробуем …
– Слушай, идея. Кстати, вечером в субботу твоя Катюха устраивает вечерину. Мы же идем?
– Не знаю. Если отец отпустит…
– Что ты все «отец-отец»? Забей ты на него, – смеется.
Только смеется он сейчас, когда моего отца здесь и близко нет. А вот стоит ему появиться, весь пыл Сомова мгновенно сойдет на нет, и он будет пресмыкаться перед ним, как и все остальные.