Ирас зажег все свечи в заставленном столами помещении, а Юнуши наполнила поднос холодными закусками из погреба и разогрела еще вина на небольшой походной горелке. Устроившись друг напротив друга, гномка и человек жадно уплетали вчерашние объедки.
— Что будем делать, когда граф вернется с подмогой? — задумчиво спросил Ирас, разделавшись со своей порцией.
— Ах, отчего мы так мало тренировались, — посетовала графиня, — тогда я помогла бы тебе расправиться с этим мерзавцем. А так, я совсем еще ни на что не способна, — и она поведала Ирасу о своей недавней вылазке в Логово Зла. — Если бы я сама могла постоять за себя, ноги бы моей не было в этом доме. Я бы все бросила и отправилась путешествовать по свету — тогда я смогла бы проверить все свои таблицы и научилась бы добывать ресурсы из диких зверей и всяких там монстров.
Ирас усмехнулся, а графиня продолжала:
— Вот не поверишь, но эти кровожадные варвары, дикари из Леса Мертвых, что нападали на вашу деревушку, и тем есть, чем с нами поделиться.
Ирас поморщился.
— Да-да, — подтвердила Юнуши, запихивая в рот очередной кусок мясного пирога: ела она, как взрослый орк, и Ирас лишь диву давался, как такое количество еды может поместиться в столь маленькое тельце. А гномка продолжала увлеченно объяснять, что при правильном подходе и умелом «извлечении» из лесного дикаря можно добыть костный клей — весьма годную для починки металлических вещей субстанцию.
— Вот ты морщишься, — упрекнула гномка человека, — а для меня в этом процессе есть что-то загадочное, магическое, почти таинственное. Ты смеешься, — графиня недовольно покачала головой, — но вот я как сейчас помню, с чего началась эта моя страсть.
Ирас развалился на стуле, приготовившись слушать.
— Однажды, когда я была совсем маленькой — мне было не то восемь, не то девять лет… — тогда я почти целые дни проводила со скучными книжками. И вот однажды я в окошко увидела, как охотники притащили несколько убитых пауков прямо к деревенским воротам. Я помню, как выбежала во двор и, присоединившись к толпе ребятишек, заметила, что один из пауков оказался еще живым. Он размахивал в воздухе своими огромными, длиннющими мохнатыми лапами и катался по земле, как ужаленный. И тогда я увидела, как один из охотников сначала прочел над пауком какое-то заклинание, а потом магией изъял из его тела куски лезвия. Меня тогда это очень впечатлило. Я рассказала обо всем отцу, но тот пояснил, что никакая это не магия, а древнее гномье ремесло, позволяющее активизировать скрытые возможности организма жертвы, а потом извлекать из этого выгодные трофеи. Он сказал, что это неблагородная и грязная профессия, недостойная дочери духовного лица. Несмотря на объяснения отца, после того случая я стала частенько убегать за город и смотреть, как юные добытчики учатся извлекать из черных волков дополнительные куски кожи, а из примитивных орков — даже уголь. И тогда я решила, что рождена именно для этого. Но ни один охотник не брался за мое обучение, опасаясь навлечь на себя гнев моего отца, и мне оставалось лишь мечтать… — гномка улыбнулась грустной улыбкой и затем, пристально посмотрев на собеседника, поинтересовалась, какая мечта была у того в детстве.
Ирас ни секунды не раздумывая заявил, что единственным его желанием всегда было исправно служить своему отцу, потом учителю, а затем и лорду.
— Исполнение долга — вот что во все времена наполняло мою жизнь смыслом.
— Долг, — графиня нахмурилась. — Я уже упомянула, что у меня есть две старшие сестры?
Ирас кивнул.
— Так вот, — продолжила гномка, наливая себе еще вина, — Квифен, мамина любимица, исправно исполняет свой долг, посвятив себя полностью служению Мафр.
— Не вижу в этом ничего плохого, — заметил Ирас.
— Ну а я… — графиня запнулась, — похоже, что я стану для отца вторым после нашей средней сестры Майлин разочарованием…
— А что такого сделала твоя сестра? Тоже восстала против мужа-тирана?
Юнуши загадочно улыбнулась, прежде чем ответить:
— Совсем наоборот: она уехала учиться в Гиран и вопреки воле отца вышла там замуж. За человека. Мой отец, Зименф, Верховный Жрец, всегда равнодушно смотрел на брачные союзы гномов и людей, хотя на севере это не такое распространенное явление, как на юге. Но когда дело дошло до его собственной дочери, он отрекся от нее, словно бы она совершила нечто постыдное. И вот уже четыре года, как мне запрещено вспоминать при отце, лорде или муже ее имя. Лишь изредка мне тайно удается послать ей письмецо, а ведь в детстве я везде ходила за ней хвостиком, и она всегда брала меня с собой в мастерскую, несмотря на большую разницу в возрасте. Она, знаешь ли, чудесный ювелир. На каждый день рождения она мне всегда дарила какую-нибудь брошку или колечко. Она и теперь присылает мне украшения на каждые именины, только мне приходится прятать их от мужа, но, скажу тебе по секрету, у меня в тайнике под кроватью лежит целый сундук, набитый всякой бижутерией, некоторая из которой зачарована.
Ирас во все глаза глядел на графиню, все больше чувствуя, что он желает добра и счастья этому чудному наивному созданию.
— У сестры и ее мужа Поля есть сын, — заметила Юнуши после небольшой паузы. — Майлин нарекла его Рогневальдом, в честь деда, а отец ничего о внуке даже слышать не желает, — Юнуши горько усмехнулась, — так что, учитывая, что Квифен дала обет безбрачия, а я, скорее всего, никогда не буду способна зачать дитя, других потомков у отца может и не быть, и, если он теперь отречется и от мальчика, его род на этом прервется. А ты, — Юнуши пристально посмотрела на Ираса, — ты когда-нибудь был женат?
Ирас вздрогнул. Но соврать не посмел.
— У меня была жена, — признался он, — но она умерла спустя год после свадьбы.
— Отчего же? — Юнуши сочувственно посмотрела на человека, не подозревавшая до этого, что его испытания отнюдь не заканчивались тяжелым детством и несправедливым заключением в тюрьму.
— Она умерла во время родов, когда пыталась дать жизнь нашему первенцу, — слова давались Ирасу тяжелее, чем все пытки мира.
— А ребенок? — розовые глаза сверлили темного паладина.
— Я не знаю, что с ним теперь… — честно признался Ирас. — После того, как меня обвинили в предательстве и бросили в темницу, я потерял его след.
Тут Ирас поднялся, давая понять, что разговор на этом закончен.
Небо за окнами посветлело, предвещая скорый рассвет. Они как раз выходили из кухни, когда что-то стукнуло в парадную дверь. Ирас с графиней тут же поспешили в переднюю, куда вскоре выбежала заспанная Алис и еще несколько слуг и лакеев. Кто-то снаружи явно пытался вскрыть забаррикадированный проход. Юнуши и Алис робко отступили за спину Ираса, а тот схватил с комода первый попавшийся ему в руки предмет — массивную золотую статуэтку, изображающую Мафр, Богиню Плодородия. Второй же рукой он нащупал в кармане пальто темно-зеленый кристалл — единственное сокровище, которым он владел и которое собирался теперь использовать против обидчиков.
Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился сам лорд Бартолд в парадном облачении. Его окружала суровая свита с двуручными молотами и алебардами. Чуть поодаль от него стоял с хмурым видом его сын Брунс. Процессию замыкал низенький полненький гном в скромном монашеском одеянии, едва сходившемся на его круглом животе. Лицо гнома все было покрыто седой порослью, голову украшала скромная митра.
— Отец, — графиня медленно вышла из-за спины темного паладина, вооруженного фигурой ее верховного божества.
Зименф сурово смотрел на дочь, но еще строже смотрел на Брунса его отец, лорд Шуттгарта.
Для прояснения ситуации вся компания оккупировала малую столовую, располагавшуюся у самой кухни. Рассвет еще не до конца мог пробиться сквозь туманное утро, и всполошенные слуги спешно начали зажигать свечи и готовить завтрак, чтобы приветствовать нежданных почетных гостей. В центре стола восседал лорд Бартолд, явно встревоженный тем, что все в жизни его сына шло не так благополучно, как он полагал. По правую руку от него сидел Верховный Жрец Зименф, по левую, поминутно обдавая Ираса презирающим взглядом, расположился и сам Брунс, надутый, как провинившееся дитя. Юнуши сидела напротив тройки мужчин, как обвиняемая на домашнем суде. Ирас стоял за ее спиной, готовый в любую секунду вступиться за свою маленькую госпожу, но его вместе со всей прислугой, включая Алис и лакеев, разливающих напитки, попросили немедленно выйти вон.