Брата Торна это вполне устраивало.
Небо над темной громадой леса светлеть еще не думало, но огненный полог Небес словно приблизился к земле, стал ниже. Еще с десяток часов — и станет так светло, что можно будет читать разборчиво написанный текст, не разводя для того огня и не зажигая свечи. Впрочем, пока и без всякого лишнего света Торн разыскал в разрушенной стене скрытый густым кустарником пролом и пробрался сначала во двор Мельникова дома, а затем через окно, забранное тяжелыми створками, засов которых, однако, легко поддался его умению, и в сам дом.
Брошенное жилище мельника, водившего дружбу с окрестной нечистью, здешний народец грабить поостерегся на том основании, что такое добро огрести — себе дороже обернется. Нечисти же добро то, видно, и вовсе ни к чему было, так что Брат расположился на давно им обжитой мельниковой кухне не без удобства и даже камин растопить и разжечь импровизированные — из плошек с фитилями, плавающими в застывшем жиру, — светильники не убоялся. В предвидении приема гостя он даже загодя озаботился тем, чтобы в подполе (вход в который был им умело забаррикадирован и замаскирован) сохранился, заботливо им пополняемый, запас не худшего вина и провизии. Очень вовремя — аккурат накануне — жители Аугусты, здешнего селения, довольно богатого, очень кстати поклонились Мгле в лице Брата Торна упитанным кабанчиком — чтоб охота в сезон была удачной, урожай не весь на корню погиб да мясной породы рогатые жабы по рекам-озерам к нересту не перевелись. Конечно, играть роль сельского колдуна и пробавляться положенными тому воздаяниями истинному Брату во Мгле было как-то стремно, так ведь суеверия темного народа — коли таковые уж существуют помимо наших воли и желания — должны же хоть сколько-то пользы приносить людям сведущим и посвященным? То-то и оно...
Не только кухня та, но и весь домище был Братом уже давненько неплохо обжит. Служил он ему не только временным пристанищем, но и местом встреч с разного рода нужным народом. Нужным-то нужным, но в дружбе с Братом Мглы замеченным быть не желающим. А то и вовсе лишних глаз не терпящим.
Вот как, например, сегодняшний его гость — Украшение Славного Сословия, сэр Рённ — Рог Несущий.
Рог имелся в виду Орденский. Гербовый. Тот, что на Сходах Сословия за Круглым Столом наполняли добрым вином, чествуя победителей, поминая побежденных и наказывая штрафною чаркой ко Сходу припозднившихся. Именно этот Рог, принадлежавший зверю, неведомо какому, но, по всему видать, немалому в своем роде-племени, сэр и хранил. И обязан был вовремя доставлять на очередной Сход. С чем и справлялся вполне успешно, как и родитель его, от которого столь славная и почетная обязанность к сэру и перешла. Намеков же о возможности приобретения в комплект к Орденскому других каких рогов сэр не терпел, поскольку, будучи принципиальным холостяком, рогами наделить мог, вестимо, кого угодно, но вот приобрести таковые не способен был по определению.
В эту ночь сэр условным знаком, у Тракта оставленным, настоятельно просил Брата Торна, с которым в закадычной дружбе состоял сызмальства, о встрече важности и секретности необычайной. Конечно, как и все его Сословие — сильно пьющее и сильно же бестолковое, — сэр Рённ мог неправильно понять те просьбы и пожелания, с которыми парой дней раньше подкатился к нему Брат Торн. А потому мог попросту отнять у Брата уйму времени ради сущей ахинеи. Но мог и впрямь что-то для дела важное разнюхать.
При любом раскладе просьбой обидчивого по природе своей сэра пренебрегать не стоило.
Гейнц Сигурд — Главный Дворецкий Его Императорского Величества Тана Алексиса XXIII к появлению этого самого Величества в Потайном кабинете был полностью готов. После заседаний Верховной Коллегии Магов организм Его Величества всегда требовал отдыха и уединения именно в Потайном кабинете, куда — кроме Гейнца и, разумеется, самого Императора — не допускалось ни одно живое существо.
Для отдохновения августейшей души было приготовлено все необходимое — к камину, не растопленному по причине затянувшегося тепла на дворе, было пододвинуто любимое, смахивающее на парадный Каменный Трон, но только из дуба сработанное кресло Его Величества, и на кресле этом уютно располагались не менее Его Величеством любимые подушки и подушечки. На отдельном столике, прикрытые кипенно-белой салфеткой, ждали своего часа объемистые хрустальные графины с охлажденными винами трех сортов и достойные каждого из представителей аристократии хмельной лозы кубки, украшенные филигранной чеканкой и искусной чернью. Чуть поодаль от скрытых белоснежным полотном шедевров резного хрусталя и замысловатой филиграни манила глаз старинного литья серебряная ваза, щедро наполненная отборнейшими фруктами, предназначенными сопровождать веселящее и умиротворяющее содержимое графинов в царственный желудок.
А увеселения и умиротворения душа Его Величества настоятельно требовала всякий раз после беседы с господами колдунами. Беседы эти приводили монарха в прескверное состояние духа, и, лишь изливая накопленную в сердце — за время многочасовых прений Верховной Коллегии — досаду своему верному Гейнцу и заполняя — с небольшими интервалами — освобождаемое этой досадой пространство глотком-другим доброго вина, Отец Народов и Брат Богов постепенно вновь становился самим собой. Беседы с Гейнцем волшебным образом возвращали ему силы, чтобы нести далее по жизненному пути крест Императора Сумеречных Земель, Гаранта законности и Арбитра споров... А также обладателя еще тридцати шести или тридцати семи титулов, но уже менее важных и не обязательных в неофициальной обстановке.
Так было и в этот раз. Его Величество вошел в кабинет, устало подволакивая ноги и язвительно улыбаясь. Собственно, только язвительную улыбку и могло по-настоящему выразить его благородно-утонченное, но все-таки как-то по-щучьи скроенное лицо. Вообще, что-то было не так не только с лицом, но и со всей фигурой Императора. И широкоплеч он был, и строен, в точности как и целая череда его предков, чьи портреты — в полный рост, и на коне верхом — украшали анфиладу внутренних покоев дворца. Однако ни величественная осанка, ни благородное серебро волос и бороды, ни орлиный взгляд не делали его настоящим Императором. Что-то неуловимое подсказывало постороннему глазу, что предъявленный на обозрение внешний облик Его Величества Тана XXIII скрывает на самом деле товар с гнильцой.
— Маги — вот оно, истинное зло нашего времени! — доверительно сообщил удрученный монарх своему верному слуге и без сил опустился в кресло.
За этим последовали откровения, составленные в более крепких выражениях.
Надо заметить, что основания для того, чтобы быть откровенным именно с Гейнцем, у Его Величества были. Ну хотя бы потому, что династия Сигурдов — дворецких сначала королей, а затем Императоров Сумеречных Земель — могла своей древностью посоперничать с любой из ветвей Высочайшей Фамилии, из которых и рекрутировались все короли и Императоры этого края. И все эти короли и императоры по старинной традиции в гораздо большей степени полагались на своих дворецких, чем на подаренных любящей злые шутки Судьбой родственников и уж тем более на самостоятельно прогрызших себе дорогу к власти министров и маршалов. Сигурды никогда не подводили Престол. Бывало, что Престол давал маху. Сигурды — никогда.
Свои сентенции о злокозненности колдовской гильдии Его Величество произносил регулярно и всякий раз — до крайности выразительно. Но сегодня день выдался и вовсе уж неудачный, потому, опорожнив наполовину кубок красного, Император уточнил свое мнение о мерзком ему «шаманском отродье» в выражениях особо сильных — из тех, что монаршим устам произносить вроде бы и не пристало... Гейнц сочувственно кивал и заботливо поправлял подушечку под монаршим затылком.
Сочувствия Государь и впрямь был достоин. Уже хотя бы потому, что в своей неприязни к Колдовскому Сословию находился где-то на грани раздвоения личности. Не мог он в этой неприязни быть последовательным по той простой причине, что, для того чтобы иметь право председательствовать на заседаниях Верховной Коллегии люто ненавидимой им Гильдии Магов, Его Величество и сам должен был быть магом. Притом не просто магом, а Магом Высокого Дома, посвященным в необходимые для того Таинства и прошедшим не менее необходимые Испытания. И в далеких теперь отрочестве и юности нынешний монарх, а в ту пору только еще Принц-Наследник был согласно древней традиции обучен колдовским наукам в Скрытых Монастырях и вполне мог теперь при желании гасить взглядом свечи, останавливать в полете малых птах или, скажем, раскуривать трубку от своего левого мизинца. Однако же умениями этими брезговал пользоваться и за упоминание о них, бывало, карал усекновением языков или других частей того или иного излишне болтливого организма — вплоть до головы.