Второй участник переговоров сперва был информирован о том, что подобные сделки в данный момент Николаю и на фиг не нужны. Но затем в душу Затейника вкралось нехорошее предчувствие.
— А ну, — скомандовал он Бене. — Давай-ка сюда — ко мне в номер. С причиндалом этим. И бегом. Скачками!
Чудин перешел в положение сидя и энергично потряс головой, сбрасывая сон. Ему было над чем подумать сейчас. Черный рынок тесного мирка транзитных гостей Шарады Затейник знал лучше, чем содержимое своих карманов. А уж и вовсе узкий сектор торговли антиквариатом представлял себе во всех деталях. И если в этом секторе совершенно неожиданно возникает набор антикварных брюликов... Тем более если брюлики эти явно жгут руки даже такому тертому калачу, как Беня Брыль, то... То что, собственно говоря, это значит? А значит это то, что либо в игру вошел кто-то ранее ему — Затейнику не известный, либо...
Реализовалось именно оно — это второе «либо».
После того как порядком запыхавшийся Беня с суетливым достоинством разместил свой товар на журнальном столике — перед суровым взглядом Чудина, все стало предельно ясно. Оторвав взгляд от чарующего блеска мерцающих в приглушенном свете торшера «стекляшек», Беня узрел прямо перед своим носом нечто еще более впечатляющее — зрачок пистолетного дула. Зрачок этот был суров и скептичен.
Беня с трудом оторвался от этого поразительного зрелища и встретился недоуменным взглядом со стариной Ником-Затейником. Легче ему от этого не стало.
— Т-ты что? — ошарашенно выдавил он из себя. — Т-ты чего, Ник?! За тобой ведь отродясь такого не водилось...
— Чего это такого за мною никогда не водилось? — голосом, не предвещавшим ровно ничего хорошего, поинтересовался Николай.
— Да т-такого, — борясь с нервическим заиканием, ответствовал Беня, — т-такого, чтобы ты с-своих дрючил! Т-тебе это...
— Вот как? — все тем же многообещающим голосом прервал его Чудин. — Это я-то кого-то дрючу? А вот мне сдается, что кто-то хочет мне впарить мой же товар! Да еще и поиметь денежки от его реализации! И вот что, Бенджамин: если ты сейчас же как на духу не выложишь мне, каким образом во это вот все из моего сейфа в Терминале переехало к тебе лапы...
— Из с-сейфа?.. В Т-терминале?.. — переспросил Брыль, начиная наконец хоть что-то понимать. — М-может, ты еще номер ячейки мне скажешь?
— Скажу, — с тихим бешенством в голосе заверил его Николай. — Зет — восемьсот восемьдесят четыре. Это тебе хоть что-нибудь говорит?
Беня с тяжелым вздохом опустился в кресло и уставился на Ника выпученными глазами.
— Похоже... — пробормотал он, — похоже, что чертов малец здорово подставил нас...
— Какой еще малец? — с досадой осведомился Николай, убирая пушку от греха подальше — в накинутую поверх пижамы наплечную кобуру.
Ответ на этот вопрос занял у него довольно большой кусок жизни. По крайней мере, он таким ему показался — этот кусок.
— Ну, — продолжил свой рассказ Николай, — Брыль со мной долго чикаться не стал, понял, что — извините за худое слово, мэм, — в дерьмо влип... С брюликами-то на руках заявился Гарри Люс — тот еще тип из молодых... Погонялово у него Овечка было. Что характерно. Но ума у него хватило, чтобы понять, что самому ему — в одиночку — товарец этот толком сбыть не удастся. И покупателей на такое он не знает, и подкатиться к уважаемым людям не сможет. А если и подкатится, так или обштопают его начисто, или просто-напросто «стекляшки» экспроприируют, а самому по голове настучат. А то, чего доброго, грохнут под шумок и скормят сельскохозяйственным животным. И такое бывало, мэм. На худой конец, копам сдадут... Так что, хоть умом он, как я уже сказал, в мутона пошел, а сообразил, что кого-то из тертого народа надо в долю брать. Ну и вылез на Беню. Тот, мэм, и вправду человек с опытом. И первым делом Овечку принудил рассказать доподлинно — откуда у него столь ценные вещицы. Потому что одно дело, если он просто квартирную или какую другую кражу учинил у каких-то раздолбаев, что брюлики на виду оставили. А совсем другое — если замочил кого... И только потом на меня вышел. Потому что знал, что на меня положиться можно. И что только я знаю, кому на Трассе можно за хорошие деньги сбыть такой товар.
Николай перевел дух и отхлебнул травяного настоя.
— Ну, в общем, тот, конечно, крутил-крутил, а наконец свой секрет выложил. И сообщника своего Бене сдал. А оказался сообщник этот малым пацаненком. Звать — Шега. Там это часто — имя есть, а фамилия вроде как и не нужна вовсе... Особенно у найденышей. Или брошенных. И кликуха у него была — Ключик. Он, понимаете, мэм, и вправду ключиком оказался. Там — на Шараде — с детьми переселенцев такое бывает... Я — про тех, которые подцепили Дар какой-нибудь...
Тут Николай снова опасливо глянул на Марику. Та и виду не подала, что приняла не слишком уважительное «подцепили» на свой счет.
— В общем, в тех краях так бывает... — стал объяснять Николай. — И бывает с теми из детворы, кто без особого присмотра живет. Или с компанией какой дурной связался... Или вообще в бродяжки подался... Не с каждым, конечно. И не с одним на сотню... Реже. Гораздо реже... Ну, словом, заносит таких в разные странные места. Там с ними такое и случается. Или встречают они странных людей. И не только людей, может быть... Знаете, они обо всем этом рассказывать не любят. Темнят... Ну, а те, кто с такими — Дар обретшими — постоянно дело имеют, так те, наоборот, от себя слишком уж добавляют. Короче, у таких вот неприкаянных бывает, что и прорезается эта штука. Одни зверей заколдовывать могут, другие судьбу предсказывать. Или вот, как у Шеги, — способность с замками дружить. И с другими всякими механизмами... Или, говорят, страшная такая штука бывает — порчу и смерть накликать. Посмотрит на тебя косо такой паренек — и кирдык! Самопроизвольная остановка сердца. Инсульт, паралич или какая другая зараза...
Чудин глянул на слушательниц в надежде на понимание. Понимание было.
— Ну, я лучше — про то, что Шега умел... Это древняя такая штука — Дар подчинять себе всякую механику. Хотя я неправильно сказал, мэм... «Подчинять» — не совсем то слово. Наверное, лучше сказать будет — они, у кого такие способности прорезались, умеют как-то с механизмами этими ну что ли в единое целое сливаться... Чувствуют ее — механику эту... Ну — не важно, в общем, как это получается, только у Шеги такой Дар был. Он уж потом понемногу-потихонечку мне о том порассказал, как это все у него сложилось-получилось.
Теперь лицо Чудина стало совсем другим. Напряженное беспокойство уходило, а на его место приходила какая-то отрешенная углубленность. Погруженность в себя. Трудно сказать, что успокоило его — травяной настой или воспоминания, которым он предался.
— Понимаете, мэм, — продолжил он, — оказалось, что Шега был из Проданных. Есть там такие. Они не то чтобы рабы... На рабство всюду запрет. Ну, и на Шараде тоже. Оно и действительно сроду никому не нужно. Кому, мэм, кроме одичавших горцев из Заброшенных Миров взбредет сегодня в голову содержать на своей шее раба? Да еще и откупаться за это идиотство от закона? И от этого закона еще и прятаться? Нет... Не знаю, как у вас тут, а на Шараде все сильно посложней будет... Просто малолетний работник — он на фиг, извините за грубое слово, мэм, на фиг, говорю, он кому там сдался. Только с профсоюзом за него судиться. Геморроя в жизни и без того хватает, думается мне... Но на таких вот детишек, к которым Дар какой-нибудь прицепился, там — в тех краях — настоящая, мэм, охота идет. А раз охота идет, так и охотники есть. Потому что есть на мальков этих спрос. Разный спрос, мэм. Разный.