Павел снова наполнил стопки, потер лоб и задумчиво уставился на замолкшего Эйба. Потом задал несколько неожиданный для того вопрос:
— До этого случая с товаром Посла Лента... Вам приходилось иметь дело с артефактами Предтеч?
— Почему вы меня спрашиваете об этом? — дернулся Эйб. — Ей же ей, я в эти игры с магией никогда не играл и играть не собирался...
— Послушайте, Фукс... — вздохнул Павел. — Или вам будет легче со мной разговаривать, если я буду величать вас по имени?
Эйб ответил судорожным кивком.
— Тогда буду называть вас Эйб... Так вот, Эйб, не старайтесь в моих вопросах видеть второе дно. Тем более третье. Поверьте — никто здесь, в этом Мире, не потянет вас к ответу за те дела, которыми вы занимались там — за Небесами. Но здесь постарайтесь не оступаться. Вы уже поняли, что Мир Молний — достаточно жестокое место.
Эйбу вспомнились дымы, ползущие в поднебесье над разоренным караваном. Он поежился.
— Поэтому, — продолжил Павел, — просто отвечайте на мои вопросы. И не задумывайтесь о том, почему я их вам задаю. Надо — и задаю. Вы поняли?
Эйб согласно кивнул.
— М-магия... — нерешительно произнес он. — Это такое дело, что лучше не связываться, вообще говоря... Хотя, с другой стороны, на какой-нибудь дурацкой безделушке можно такие деньжата огрести, что... В общем — приходилось. Только не спец я в этом деле. Фальшивку от настоящего товара не отличу — ни в какую... Мне настоящую-то вещицу — из тех, что от Предтеч остались, — может, только одну и видеть пришлось. И ту — год, почитай, с рук сбыть не мог...
— Это уже интересно, — заметил Павел, кладя вилку и нож поверх полупустой тарелки и наклоняясь к Эйбу поближе. — Что за зверь такой вам попался?
Эйб потер лоб. Воспоминания о той — давней теперь уже — истории явно не доставляли ему удовольствия.
— Да монета то была. Магическая. С Шарады... Есть там такие деньги, на которые купить ничего нельзя. Только на другую магию поменять разрешается... Мне ее один хмырь втер. В обмен, понятно. На кости игральные — тоже особенные. На Шараде тамошние маги такими забавляются. Мне-то они по дешевке достались. Не при копах будь сказано — ворованный был товарец. И к тому ж — я тогда думал — новодел. Фальшивка то есть... Ну и поменял с легким сердцем. Монетку эту я тоже за серьезную вещь не имел. Пока знатокам не показал. Но у нас знатоки-то, знаете, еще те темнилы... В общем, с одной стороны, говорят, мол, повезло вроде тебе — стоящий экземпляр попался... А с другой — не вздумай штуку эту продавать, счастья не будет. И все такое... Ну, в общем, и ходил я весь в сомнениях да в непонятках. Пока на девицу эту не напоролся ужасную... Кортни Микаэллу.
— Девицу... — пробормотал хранивший до сих пор молчание сэр Рённ. — О, как!
И наполнил свою стопку.
— В смысле — по возрасту, — пояснил Эйб. — И в том смысле, что незамужем. Но оно и понятно...
— Что — мордой вконец страшна? — предположил преславный сэр.
— Тут скорее наоборот, — задумчиво бросил Эйб. — Мордально вполне удалась. Ну и всем остальным тоже. Кроме манер разве что. И кроме характера. Просто у нее с магией отношения сложные. Она сызмальства со всякими такими штуками дело имела. Семейный, что ли, промысел у них такой был — не знаю. Не стану врать... Ну, в общем, она какую хотите вещицу — из Предтеч наследия — воспроизвести умела: комар носа не подточит. Она за тем и на Шараду заявилась — за подлинными образцами. Аж с Террановы добиралась. Во как... Но в прошлом у нее темное место есть. В общем, типа того, что она вроде как душу свою заложила. Черту не черту, а демону какому-то, что ли...
Он прервался на пару секунд. Потому что лицо Павла — лицо человека, от рождения спокойного и уравновешенного, — на мгновение исказила молния боли и ненависти. Впрочем, спокойная уверенность почти тут же снова вернулась на это лицо.
— Продолжайте, — буркнул Павел.
— Ну так вот... В общем-то до ее — Микаэллы этой — отношения с Дьяволом-Сатаной мне дела никакого нет и не было, а вот монету эту чертову я ей загнать думал — за хорошую цену. Ну, принес я товар в условленное место, показал... И тут она мне и выдала! Все разъяснила да по полочкам разложила. Магические монеты эти только обменять можно — на другую магию. Или в магические кости проиграть. И никак иначе. Продашь или потеряешь — хана тебе. По крайней мере, на такой планетке, как Шарада. Или нечисть тебя заберет, или сам нечистью станешь. Вот так вот. Таким вот образом. А у самой у Микаэллы ничего такого, на что монету ту обменять можно б было, не числилось. Так я и остался с этой хреновиной, как с чемоданом без ручки. И бросить нельзя, и таскать неудобно...
— Но вам все-таки удалось от этой монеты избавиться. Ведь так? — осведомился Павел.
— В общем, да... — угрюмо согласился Эйб. — Только с этим делом немного смухлевал я... Может, — теперь вот думаю — из-за этого и приключилась со мной вся эта чехарда? Но иначе я сделать не мог. Потому что невмоготу стало. Стал чувствовать, что хреново она на меня влиять начала, деньга эта чертова.
— И в чем это проявлялось? — с живым интересом спросил Павел.
— Да во всем! — мрачно отозвался его гость. — Мысли стали приходить дур-р-рацкие. Сны... И вообще, все кругом стало каким-то не таким представляться. Вот я и плюнул на все на это. И эту хрень обменял.
— И на что ж ты ее обменял? — снова вошел в разговор заинтригованный не на шутку сэр Рённ.
— На серебряный доллар, — вздохнул Эйб. — На счастливый серебряный доллар...
Ворота поместья Варрадеш — родового гнезда магов рода Донагонов — были сработаны на века. Сколоченные из черного — «чугунного» — дерева, они были еще вдобавок обшиты полосами крепчайшей стали и упрочены специальной пропиткой из трех смол. Были они высоки, мрачны и заперты.
Заперты перед лицом Их Сиятельства графа Черни. Перед лицом государя, если называть вещи своими именами. Это было неслыханно.
Дорожный камердинер государя граф Нолль, не торопясь, спешился и решительным шагом приблизился к воротам. Игнорировав дверной молоток и присобаченный рядом (словно на двери рядовых апартаментов многоквартирного дома) сенсор дверного звонка, граф обнажил меч и грохнул в дверь его рукоятью. Еще и еще раз.
Поместье словно вымерло.
Свита государя недоуменно переглядывалась, сам Тан Алексис был мрачен, как грозовая туча.
— Герольд... — бросил он коротко. — Где герольд, который должен был?..
— Видите ли, — несколько неуверенно промямлил дорожный камердинер, — дело в том, что посланный мною баронет Фуга...
В этот момент узкая створка врезанной в правую часть ворот калитки стремительно отворилась и стремительно же захлопнулась. В промежутке между этими двумя быстротечными событиями в проем калитки турманом вылетел и распростерся в пыли — легок на помине — баронет Фуга. Вслед ему успел последовать и его головной убор — украшенная пером птицы Кун (варварски сейчас сломанным) форменная шапка герольда.
Государева свита наблюдала происходящее в тупом остолбенении.
— Соизвольте встать на ноги и объясниться, баронет, — ужасающе тихо произнес Тан Алексис.
Баронет соизволил встать. Левый его глаз был украшен впечатляющим лиловым «фонарем». Баронет достал из-за обшлага и молча протянул государю запечатанный сургучом конверт.
Тан Алексис прикинул послание на вес, скользнул взглядом по отпечатанной в сургуче печати — то была Печать Большинства. Только по требованию большинства членов Гильдии Хранитель печатей Пастис Лесной мог извлечь этот атрибут и разрешить воспользоваться им в подтверждение решения, принятого большинством и закрепленного письменно. Брезгливо поморщившись, государь сломал печать.
Конверт содержал два листка. Один — с гербом Донагонов — был запиской (составленной с заметным небрежением правилами придворной субординации), в которой Донагон Молчаливый извещал графа Черни о том, что ввиду крайней занятости делами Гильдии вынужден покинуть на время свое имение и не может оказать какого-либо гостеприимства упомянутому графу.