– Из лаборатории.
– С вами там были ещё люди?
– С ним была я, – вмешалась Таня. – Михаил Георгиевич, как вы думаете, это несчастный случай или… – Её голос дрожал от напряжения. Я испугался за неё и за то, что подумает следователь.
Но он очень вежливо и как будто чистосердечно ответил:
– Ещё не знаю. На полу у ног директора обнаружена кожура банана. Он мог наступить на неё и неудачно упасть на угол клетки. Подождём заключения эксперта… Вы оба можете идти. Если нетрудно, задержитесь ещё на полчаса в лаборатории…
Уходя, я бросил взгляд «туда». Санитары укладывали труп на носилки. На полу резко белел очерченный мелом контур…
Мы шли, не говоря друг другу ни слова. Так же молча сели на стулья. Затем Таня поднялась и начала переставлять колбы в углу. Я исподтишка наблюдал за ней. На бледных щеках горели лихорадочные пятна, движения порывисты, суетливы…
Вскоре в лабораторию пришли двое: следователь Шутько и с ним какой-то белобрысый. Пушистые волосы нимбом обрамляли его круглое лицо.
– Хочу задать вам обоим ещё несколько вопросов, – сказал Михаил Георгиевич.
– Пожалуйста, – несколько поспешно ответил я.
Таня перестала возиться с колбами и села на стул рядом со мной.
– Между вами, Пётр Петрович, и директором перед его смертью не случилось ссоры? – спросил следователь. Оставалось только удивляться, как быстро работает наше институтское «информбюро».
– Мы спорили, а не ссорились. Это не одно и то же.
– Спасибо, что разъяснили. Можно узнать, по какому поводу возник спор?
– Из-за разных взглядов на проблему.
– Извините, нельзя ли поподробнее?
Круглолицый подался вперёд, повёл маленьким носиком, будто к чему-то принюхивался. Я почувствовал, как во мне растёт непонятное раздражение, пробивается даже сквозь скорбь.
– Вы что же, подозреваете меня?
– Пока мы никого не подозреваем, – сказал Шутько и напомнил: – Вы обещали отвечать на вопросы, а не задавать свои.
– Но вы напрасно теряете время.
– А это уже наше дело, – сказал круглолицый. У него оказался высокий, похожий на женский, голос. – Пожалуйста, расскажите, о чём вы спорили, так сказать, осветите проблему.
Его вопрос вызвал у меня глухое бешенство. Как я смогу «осветить проблему» для этих двоих? Понадобится, как минимум, несколько часов. И что они поймут?
Всё же я начал рассказывать. Минут десять они слушали, не перебивая, затем круглолицый заметил:
– Можете, м-м, так сказать, опустить вводную часть, мы знаем вообще, чем занимается генная инженерия. В пределах научно-популярных статей, – довольно миролюбиво проговорил он.
– Олег Ильич по образованию биолог, – пояснил Шутько.
Я нарочно сократил свой рассказ до минимума, оставив несколько фраз.
– Спасибо, – поблагодарил меня Михаил Георгиевич и взглянул на своего товарища.
Олег Ильич едва заметно кивнул и сказал мне:
– Мы, верно, м-м, ещё побеспокоим вас. Не откажетесь кое-что уточнить?
– Спрашивайте сейчас.
– Рановато, – раздумчиво протянул Олег Ильич, поднимаясь.
– До свидания, – сказал Михаил Георгиевич, направляясь к двери вслед за ним и одёргивая пальто.
– Михаил Георгиевич! – шагнула к следователю Татьяна. Её шея была вытянута и напряжена, отчего казалась удлинённой. Следователь обернулся к ней и по выражению её лица понял невысказанный вопрос. Не ожидая, пока она его выскажет, ответил:
– На несчастный случай мало похоже…
Глава 3
После похорон
Мы возвращались с кладбища в институтских автобусах. Отзвучали прощальные речи, торжественные фразы, печальные слова друг другу. Теперь каждый ушёл в себя, избегая слов. Где-то вилась, сквозила, объединяя всех, тревожная мысль: как будет после него, без него? Впереди меня сидели Александр Игоревич со своей женой – она тоже работала в нашем институте. Сбоку от меня – Евгений Степанович. Когда я поворачивал голову, наши взгляды иногда встречались. В директорской машине уехала с кладбища вдова Виктора Сергеевича. Её сопровождали дочь, зять и невестка.
За Евгением Степановичем сидел вспотевший Владимир Лукьянович Кулеба, ещё один заместитель директора – по хозяйственной части. Все в институте знали, что академик его не любил, – терпел как умелого хозяйственника и снабженца, который расшибётся, но достанет нужную вещь.
В эти дни Кулеба суетился и хлопотал больше остальных. Вначале я заподозрил его в притворстве, но вовремя вспомнил, что вся организация похорон выпала на его долю. Глядя на его усталое, потное, некрасивое лицо, я упрекал себя в предвзятости. И всё же преодолеть инстинктивную неприязнь не мог.