И Палыч, отменив цензуру на нецензурщину и предоставив себе полную свободу матерного слова, своими пассажами поднимал градус обычных тренировочных игр до состояния по меньшей мере финала Кубка европейских чемпионов. После его ухода на поле стало так тихо, что можно было даже услышать трель судейского свистка…
А ушел Бородин неожиданно. Пропал, когда началось лето 99-го и играть на свежей травке стало особенно приятно. Сначала никто ничего не подозревал — день нет Палыча, другой нет, не заболел ли часом? Потом узнали: нет, здоров, исправно играет в своем футбольном клубе «Ильинка» (его Бородин создал из бывших футболистов, которые в разных любительских турнирах проходили как сотрудники УД президента; название заимствовано у улицы, где находится главный офис управделами). Что такое, что произошло?
Еще до того, как узнали ответ, было замечено, что два-три члена клуба исчезли вместе с Бородиным. А несколько человек стали приходить ко второму тайму, притом в весьма измотанном виде. Вскоре выяснилось, что сначала они посещают стадион «Локомотив», где на час раньше начинает играть «Ильинка», а уже потом на всех парах мчатся из Черкизова в Лужники. Стараются сохранить отношения и с Лужковым, и с Бородиным. В общем-то, никто в команде их не осуждал, просто каждый делал свой выбор. Но атмосфера в клубе потяжелела.
«Совместители», чувствуя неловкость, весело рассказывали, что атакующее мастерство Бородина продолжает расти и мячей он в Ильинке забивает штук по двадцать за игру. Пять игр — сто голов. Ривалдо с Шевченко отдыхают. Вот только друзьям-предпринимателям приходится все чаще тратиться на банкеты.
Но при этом говорили, что Палыч невероятно переживает и даже расценивает свой уход из клуба как личную драму. Вскоре дошла цитата: «Этого я Лужкову никогда не прощу». Чего, однако, этого? Неужели той самой статьи?
Дело в том, что незадолго до ухода Бородина из клуба в газете «Версия» появилась публикация о зарубежных счетах управляющего делами. Газета эта входит в холдинг «Совершенно секретно», главой которого был в то время Артем Боровик. Артем, к слову, периодически наведывался в клуб, играл в защите красных и никаких эксцессов с Бородиным не имел. То, что Боровик близок мэру, что их связывают чуть ли не дружеские, несмотря на разницу в возрасте, отношения, все знали. И куда как просто было усмотреть в факте появления статьи «руку Лужкова». Слишком просто. До неправдоподобия. В клубе тогда подумали и рассудили: Боровик делает газету, ему нужны «бомбы», такая работа. При чем тут Лужков?
Палыч решил, что «при чем».
У них, Лужкова и Бородина, больше не было личных встреч. Управделами не захотел выяснять отношения с мэром, мэр, в свою очередь, не посчитал нужным искать повод для объяснений.
По зрелому размышлению возникло еще одно толкование разрыва. Когда Лужков с Ельциным разошлись окончательно, ревнивый президент мог лично объяснить своему управделами, чем для него кончатся товарищеские игры с вражеской командой. Тогда Бородину, кичившемуся в клубе своей независимостью, понадобился повод для публичного разрыва. Статья в «Версии» вполне годилась.
А вскоре он провозгласил, что вступает в борьбу за пост мэра Москвы.
Сам он это решил, побуждаемый желанием отомстить, или — что гораздо вероятнее — так решили кремлевские политтехнологи, в общем-то не важно. Начинал Палыч умеренно («Я не критикую Лужкова, просто могу сделать лучше»), дальше пошли откровения типа: «Москва — невеста, я — жених, 19 декабря свадьба», «Грядет день бородинской славы» и прочие понты. Понемногу Бородин распалил себя до бомбардирской ярости, и тогда мэр услышал о себе примерно то же, что другие слышали от разъяренного управделами на футбольном поле.
Результаты выборов мэра известны. Поражения Палыч не простил никому. Ни «невесте» — Москве. Ни законному «мужу» — Лужкову. Ни членам футбольного клуба правительства Москвы, будь они трижды неладны!
Прошло около года после выборов мэра, когда один бывший одноклубник пригласил «товарищей по мячу» на свадьбу. В разгар веселой и остроумной тусовки в зал вошел Бородин с большим букетом, поздравил новобрачных и завел тост о любви. На глазах растроганного Палыча заблестели слезы. И, вглядевшись сквозь них в лица гостей, он посреди длинного комплимента невесте провозгласил: «Я вижу в этом зале лужковских жополизов!»
Потом был арест Бородина в аэропорту Нью-Йорка, тюрьма, этапирование в Швейцарию, наконец, освобождение под залог и возвращение в Москву. А вскоре последовал звонок Лужкову.
— Вероятно, Бородин хотел наладить отношения, — прокомментировал Ю. М. — Я, конечно, не могу вычеркнуть из памяти то время, когда они, эти отношения, действительно были очень хорошими. И ответил так: «Зла я на тебя не держу. Понимаю, что ты многое пережил, передумал. Я не в претензии, что ты два года назад выдвинул себя кандидатом в мэры, и даже не сильно обижаюсь на твои предвыборные тексты обо мне. Но я никогда не смогу простить то, что ты заподозрил меня в организации газетной кампании против тебя. По сути дела, обвинил меня в непорядочности. Этого делать ты не смел. А в остальном — если ты действительно незапятнан, желаю тебе выйти из этой истории с честью. Но прежние отношения между нами невозможны, и не я тому причиной».
НА ТО И НАЧАЛЬНИК, ЧТОБЫ НАЧИНАТЬ
Над Лужниками зазвучало пахмутовско-добронравовское: «До свиданья, Москва, до свиданья, олимпийская сказка, прощай», но вверх, в небо, вместо огромного надувного медвежонка поплыли на стреле пожарного крана маркиз Самаранч и мэр Лужков. А внизу остались не смахивающие слезу зрители Олимпиады-80, а члены Международного олимпийского комитета, московского правительства, знаменитые спортсмены и другие VIP-персоны.
Июль 2001 года, 14-е число. Подходит к концу 112-я сессия МОК. Уже определена столица Олимпиады-2008 — Пекин, послезавтра станет известно имя нового президента. А пока возле Большой спортивной арены Лужников идет церемония открытия скульптурной композиции в память о летней Олимпиаде 1980-го. На четырехметровом в диаметре круге изображены и Мишка, и Москва, и профиль Самаранча. А сам президент МОК в компании с градоначальником Москвы витает в облаках над Воробьевыми горами.
О чем же думают эти два человека? Самаранч, вероятно, прощается с городом, где 21 год назад был избран президентом МОК и где теперь сам пожелал сложить свои полномочия. А Лужков? Возможно, вспоминает, как ровно три года назад стоял посреди Большой спортивной арены и вместе с тем же маркизом Хуаном Антонио открывал Всемирные детские и юношеские игры. Бил в лицо ярко-белый луч прожектора, орал переполненный стадион, и приходилось обращаться «к городу и миру» очень громко, почти кричать в мощный микрофон. Эти игры, поддержанные Международным олимпийским комитетом, удались на славу, и придумавший, пробивший и организовавший их Ю. М. был доволен и горд.
И вот буквально несколько минут назад Лужков заявил, что Москва выдвинет свою кандидатуру на проведение летних Олимпийских игр 2012 года. Собственно, это было понятно и раньше, все к тому шло. Но пока не была выбрана столица Игр — 2008, делать официальных заявлений не полагалось. И вот, наконец, можно. Как пели во времена московской Олимпиады, «старт дает Москва».