— Оно указано в лицензии, судья, и, кроме того, теперь я не придаю этому большого значения. Второй слог — «рик». Как в слове «старик».
Он снисходительно улыбается. Все ясно. Таттл дает понять, что не щепетилен и к пустякам не цепляется. Великолепно ухоженная внешность, солидная комплекция, превосходно сшитый костюм из безумно дорогой итальянской шерстяной ткани зеленоватого цвета. Все линии тела сглажены, все гармонично. Типичные для афроамериканца курчавые волосы на полголовы и короткая борода, повторяющая контуры нижней части широкого самоуверенного лица. У него все ухватки ловкого адвоката из большого города, вальяжного, беззастенчивого, циничного типа, который стоял на многих подиумах, привык к вниманию прессы и может позволить себе любые вольности. На пару секунд его лицо озарилось ослепительной, обезоруживающей улыбкой, рассчитанной на то, чтобы снискать доверие и симпатию. Однако долго так продолжаться не может. Очень скоро все станет на свои места. Между судьей, стремящимся установить истину и вынести справедливое решение, и защитником, всегда критикующим ее ради красного словца, апеллирующим к публике, постоянно будет существовать естественное соперничество. Процесс начинается.
— Если суду будет угодно, у меня есть ходатайство. — Таттл медленно достает газету. Он делает это так, будто собирается показать спрятанное оружие.
— Прежде чем вы начнете, мистер Таттл, позвольте огласить для занесения в установленном порядке в протокол некоторые сведения. — Я начинаю повествовать о моих прошлых отношениях с семьей Эдгаров, однако Таттл спокойно качает головой.
— Мы благодарны вам за информацию, ваша честь, однако не видим здесь никаких проблем. Мистер Эдгар признает факт своего знакомства в прошлом с председательствующим судьей и не выдвигает никаких возражений. Как, впрочем, и я.
— Вы тоже были знакомы со мной? — искренне удивляюсь я.
Мне никогда не удавалось прятать свои эмоции. Наоборот, заняв место судьи, я стала выражать их с определенной уверенностью, как бы говоря тем самым: стоит дожить до сорока семи лет, чтобы знать, что с собой делать. Но даже тогда меня частенько выбивает из колеи собственное импульсивное поведение. Я все еще глубоко переживаю неумение контролировать себя, особенно когда вижу свой промах. Несмотря на решимость показать присутствие духа, я чувствую, что мой рот помимо воли открывается. «Это же Хоби. Хо-би!» — говорю я сама себе.
— Прошу прощения, мистер Таттл. Прошло столько времени!..
— Контактные линзы, судья, — говорит он. — Имя. Борода.
— Брюхо, — слышится откуда-то со стороны ложи присяжных негромкий голос, который тем не менее отчетливо выделяется в тишине, наступившей вдруг в зале.
Несколько репортеров начинают дружно смеяться, однако удар молотка Энни по блоку, который она специально держит на нижней ступеньке подиума, тут же кладет конец веселью.
Наверное, можно написать докторскую диссертацию на тему о том, что происходит с человеком, всю жизнь подвергавшимся этническому угнетению, когда вы даете ему судейский молоток и форму пристава. Энни поддерживает неумолимый декорум. Она не позволяет читать, разговаривать, жевать жвачку. Даже юные бандиты, которые приходят сюда, чтобы хотя бы мельком взглянуть на своих дружков, вынуждены снимать головные уборы. Сейчас она испепеляет провинившегося репортера взглядом столь яростным, что тот, устыдившись, закрывается рукой. Оборачивается и Хоби, укоризненно разводя руками и покачивая головой. Наконец репортер осмеливается опять посмотреть вперед, и я узнаю Сета Вейсмана. Он слегка приподнимается в кресле, взявшись руками за подлокотники, и тихо произносит:
— Прошу прощения.
У меня опять начинает непроизвольно открываться рот. Сказать по правде, меня не шокирует неожиданное появление Сета в этом зале. Он так часто приходит ко мне в мыслях, что я почти готова к его присутствию. Меня поражает то, как он выглядит. Первое впечатление — он болен. Однако это, как я тут же распознаю, всего лишь мое отвратительное инстинктивное желание низвести всех до своего уровня. Годы милосердно распорядились с обликом Сета, сделав его черты благородными, однако он сильно облысел. Гладкий розовый череп придает какой-то дешевый, мещанский вид человеку, который раньше носил длинные волосы цвета мыльной воды. В остальном он не слишком изменился. Разумеется, чуть потолстел, и по-прежнему его тонкие конечности кажутся неестественными на фоне высокого роста. У Сета продолговатое лицо, доминирующей чертой которого является нос, и более увесистая, чем раньше, нижняя челюсть. Перипетии жизни сделали свое дело.