Нет-нет, это было сказано не для меня. Похоже, Барону просто нужен слушатель, чтобы выговориться…
Нет, точно это сказано не для меня – случись какая утечка, Барон уж точно не проговорился бы ни о чем таком. Молча бы принял меры…
– …Мы уже тогда понимали, – продолжил Мисютин, – что за этим делом стоят органы, но доказательств не имели… Посуди сам: если б это были наши внутренние разборки – наверняка бы кто-то проболтался. Тем более что в каждой серьезной группировке у нас есть свои осведомители. Кум не был беспредельщиком по отношению к своим, выступал за решение всех споров мирными путями. Так что братве его восхождение было выгодно…
– А кому не выгодно? – с напускным равнодушием поинтересовался я. На самом же деле, жадно ловил каждое слово.
– Властям. Мощнейшие теневые структуры, руководимые бывшими номенклатурщиками, делают на контроле над промышленностью сумасшедшие деньги. На всякие там кооперативные забегаловки, ремонтные мастерские и мелкую торговлю они поначалу и не смотрели, и нас тоже особо не замечали. А постепенно оборот в непроизводственной сфере стал не меньше, чем в их промышленности, да и мы стали подбираться и к экспорту, и к связи, и к энергетикам… Мы влезли в их сферы влияния – и поплатились за это! Располагая огромным капиталом, номенклатурная мафия до поры до времени использует нас в своих целях, а когда мы пытаемся преодолеть установленную планку – просто отстреливает зарвавшихся. Наверняка для этих целей есть вполне легальные структуры, спецподразделения… «Белая стрела» или отдел С-7 – это уже неважно!
Интересно, как бы «оторвался» Мисютин, узнав, что представитель такой структуры сидит в одной камере с ним?
Глава 6
…На Дальнем Востоке жилось несладко. Из-за резкой смены климатических условий (хотя внешне погода вроде бы ничем не отличалась от ленинградской), на теле стали выскакивать прыщи и фурункулы. Кроме того, всех задалбливали китайцы, явно не наученные Даманским. Нет, теперь они не решались открыто пересекать нашу границу, зато постоянно старались напакостить другими способами. Например, в районах Китая, сопряженных со среднеазиатскими республиками нерушимого Союза, заражали какой-то гадостью целые стада диких животных, в основном сайгаков, и перегоняли на нашу территорию. Советские солдаты всегда были не прочь полакомиться дичью. Застрелят сайгака, съедят – и кто в морг, кто в госпиталь. Сообщения о таких «шалостях» соседей нам зачитывали регулярно.
Да и на ближнем к нам участке границы чуть ли не каждую неделю совершались провокации. Наша часть была готова за считанные часы выйти на кордон. Поэтому под кроватью у каждого бойца были подвязаны лыжи, страшно гремевшие, когда мы выполняли команды «Отбой» и «Подъем». Морская пехота и лыжи – понятия, мягко говоря, мало совместимые, но в те годы в наших Вооруженных силах дело доходило порой и не до такого маразма…
Все это способствовало тому, что с недавних пор мои мечты стали совпадать с чаяниями капитана Атикова. Денно и нощно я молил судьбу вызволить меня из этого сурового края.
О том же просил мой ротный. Особенно после того, как я опробовал на себе оригинальную методику самолечения.
Маменьке, медсестре одной из ленинградских больниц, я написал письмо, в котором попросил выслать мне «что-нибудь от чирьяков». Вскоре поступила бандероль с полудюжиной флаконов салицилового спирта, а заодно и с парой коробок моих любимых конфет с ликером.
«Кирилл, это средство от фурункулов, – писала мама. – Старайся почаще протирать их…»
Надпись на этикетке «Для наружного применения» почему-то убедила меня в прямо противоположном. Мы с сержантом Трофимовым быстренько приняли содержимое флаконов вовнутрь, закусили конфетами и спокойно улеглись в койки.
Послеобеденная дрема была обычным делом для старослужащего, Трофимов даже табличку оставлял на тумбочке: «Не будить, не кантовать, при пожаре выносить первым», но чтобы салага завалился средь бела дня в «люлю» – такого еще не было, поэтому дежурный по части, некстати забредший в нашу казарму, не на шутку разозлился. В мгновение ока я был поднят с постели и, пошатываясь, попробовал принять стойку смирно, будучи одетым лишь в кальсоны. Это окончательно доконало старлея, и он начал орать на всю казарму: