Он купил кольцо. Встал перед ней на колени — в ресторане, где сломался кондиционер. Еще тогда Настя ощутила подвох. Слишком уж это похоже на шантаж — предлагать руку и сердце на людях, когда все ждут, что ты ответишь «да», но думать не было сил — слишком много прохладного розового вина пришлось выпить.
И она сказала:
— Да!
Уже через неделю спала жара — маскарад закончился: красавец-серфингист превратился в суетливого московского устроителя торжеств, а Настя избавилась от сумасшедшей Медеи, которую смонтировали и отослали американскому продюсеру, заказавшему проект.
Настя была в доле — микроскопической, но все-таки: и эта доля принесла ей хорошие деньги — немного осовремененную «Медею» купили все каналы, несмотря на то что заказал ее скучный государственный USA, но фильм получился не просто образовательным проектом — он действительно был популярен.
В последующий год Настя снималась во Франции, в небольшой роли в голливудском триллере, в Испании работала с самим Альмодоваром, и под завязку снялась у самого известного итальянца из ныне живущих. К сожалению, фильм престарелого маэстро провалился, но год был веселый.
Лучший год. Она была тогда артисткой, живущей то в трейлерах, то в гостиницах, кочевницей, перебиравшейся с самолета на поезд, с поезда в автомобиль — а оттуда опять на самолет. Она летала первым классом, тряслась в ржавых кукурузниках, колесила в джипах, грузовиках, лимузинах и кабриолетах.
Она поняла тогда, что цыганская, полосатая жизнь, в которой сегодня ты радуешь тело в джакузи с розовыми лепестками, а завтра пытаешься выжать хоть три капли влаги из душа в уездной гостинице, — это именно то, к чему она стремилась. И даже дни, когда режиссер бредит — снимает сутками один и тот же дубль, когда уже сил нет, а терпение закончилось так давно, что никто не знает, что это такое, когда родные и друзья — только голоса в телефоне… вот тут-то и понимаешь, что ни родных у тебя нет, ни друзей, ни дома — только призвание да еще «семья» — группка таких же странных, как ты, людей, которых ты, скорее всего, никогда больше не увидишь.
Скучно все-таки быть счастливым человеком.
К сентябрю, к свадьбе, Илья затеял такую программу, что Настя растерялась. Платье, фата, кортеж, танец жениха, танец молодоженов, клятвы, список подарков — все, как у взрослых. Но на этом достойном не только газетных репортажей, но и самых искренних восторгов торжестве Настя была чужой.
На своей грузинской свадьбе они с Леваном уже в загсе так напились, что Настя выплясывала нечто среднее между лезгинкой и стриптизом, ей хлопали в двести рук, гости братались, дрались, стреляли в воздух, читали стихи, кто-то едва не утопился — и все это безумие длилось неделю. В Тбилиси их поздравляли на улице, соседи несли дары, они переезжали из ресторана на дачу, с дачи — на террасу Софико Чиаурели, от Софико — на машинах в Батум, и это было приключение.
Илья же устроил все чертовски прилично — без драк и пьяных двоюродных тетушек, без пошлого тамады. У нее было платье — о, ужас! — от «Вера Вонг» за десять тысяч долларов, жених щеголял во фраке, ресторан был французский, изысканный, загс, разумеется, Грибоедовский.
И Настя не могла взять в толк, зачем флер д’оранж, только что не стихотворные признания, все эти тосты с листа, букет невесты — она ведь это уже проходила, Илья тоже был женат, скупая радость родных, которые точно так же радовались однажды…
Все прошло так культурно, что не осталось ощущения чуда, праздника. Женятся взрослые люди, которые просто могут все это себе позволить.
Поначалу Илья радовался, когда их фотографировали, когда интересовались, какая она, Анастасия Устинова, в обычной жизни, но так уж сложилось, что обычной жизни в тот год у них не было.
Илья, конечно, приезжал на съемки, но вид у него был все более недовольный.
Вечерами в своем трейлере Настя учила роль, к ней попеременно заходили то режиссер, то партнер, то какая-нибудь нервная молодая актриса, а Илья сидел с перевернутым лицом и чего-то ждал.
— Что ты хочешь мне сказать? — Настя отложила сценарий и уставилась на него.
Казалось, он ее гипнотизирует.
Илья отпирался — но все это было только кокетство, и в конце концов раскрылся.
— Не хочешь сбавить обороты? — поинтересовался он.
— Илюш, ты вообще-то знал, что я актриса. Такая у меня жизнь, — она уже злилась, предчувствовала скандал, но очень не хотелось терять нить экранного образа, выходить из роли, переживать по-всамделишному, и Настя попыталась сгладить углы. Она отложила сценарий, села рядом с ним, взяла за руку. — Что происходит?
— Настя, мне тяжело, когда тебя все время нет рядом.
Она даже растрогалась. Все-таки любовь?
— Я устал приходить в пустой дом. У меня от «Доширака» гастрит.
Настя опешила.
— То есть все дело в «Дошираке»? — удивилась она. — Ты же не рассчитываешь, что я буду тебя ублажать, как степфордская жена?
Какая гнусность! «Доширак»!
— Дело не в «Дошираке», — очень серьезно ответил Илья. — Дело в том, что мы живем в браке, а это значит, что у нас есть обязательства друг перед другом. Раньше я ужинал в ресторанах…
— Так что тебе мешает делать это сейчас?! — воскликнула Настя.
— Раньше я ужинал в ресторанах с девушками…
— Слушай, если дело в сексе, то я тебя понимаю! — опять перебила она его. — Но я тут тоже, знаешь ли, не кручу с оператором…
— Почему с оператором? — нахмурился Илья.
Черт! И, правда, почему с оператором, который, словно назло, молодой, симпатичный, загорелый и ходит с голым торсом?
— Ну, с дольщиком! Илья, нам тяжело…
— Настя, дело не в том, что «нам» тяжело, а тяжело каждому по отдельности.
Настя вытаращила глаза. Фраза какая-то книжная. Видимо, разговор он готовил заранее.
— Ну, и чего ты хочешь? — ощетинилась она. — Развода?
Илья закатил глаза.
— Почему у тебя всегда сразу развод? — возмутился он. — Я предлагаю подумать о том, как мы живем…
Он еще что-то говорил — с выражением, етить твою валентность через перекись водорода! — а Настя была уже далеко: там, где они уже подумали, как живут, и пришли к разумному соглашению.
Тоже мне, цыганский барон!
Он хочет все вернуть — Москву, определенность, деловые будни, звонок будильника, одну и ту же картинку в окне… Где тот парень, с которым они пытались заниматься сексом на серфе — пусть ничего не получилось, но было весело! Где тот парень, который втоптал танцпол на метр в землю, а потом полз до гостиницы, потому что не мог дотащить до дома всю ту текилу, что выпил в баре?
Развод?
Развод настиг их через несколько месяцев — после того, как Настя пообещала «исправиться» и рванула на съемки к маэстро.
Разошлись они буднично — так, словно оформили доверенность на машину. Правда, Илья все рвался что-то пояснить — ему казалось, это он был лидером в их разводе, прикидывался, что сочувствует Насте, щадит ее чувства и даже пробормотал домашнюю заготовку насчет «останемся друзьями», но Настя только морщилась, так как друзьями они никогда не были. Они были глупой парой, поженившей собственные амбиции.
Насте нравилось, что у нее красивый, спортивный муж, который замечательно смотрится на фотографиях.
Тогда Настя думала именно так.
А Илья наслаждался вовсе не тем, что Настя талантлива и знаменита. И это была не мужская гордость: «Вот какая у меня женщина! Кого я себе добыл вот этими руками!» — он любил ее окружение, любил позировать для газет — не как муж, а сам по себе, он имел прямую выгоду — теперь ему, чтобы пригласить на корпоратив, например, Чулпан Хаматову, надо было только позвонить и вспомнить, как они зажигали на даче у Сергея Соловьева…
Когда Настя летела в Москву из Римини, она еще надеялась, что все образуется.