Мэншун и сам понимал соблазны власти. Власть была ультимативным эликсиром; не было ничего сильнее.
Но он делал всё это самостоятельно, не цепляясь за юбки Мистры Могучей, никогда не забираясь к ней в душу — и в постель — чтобы найти убежище в тепле её улыбки и заботы. Он свою власть заслужил, а хитрый старый Эльминстер выпросил её у наивной богини. О, это сработало, да, но кто мог бы предвидеть, что великая богиня Всего Искусства, Наша Госпожа Тайн, сама богиня, погибнет?
Важно сейчас было вот что: без Плетения, без слуг Мистры, без других Избранных, которых можно было использовать и злоупотреблять их доверием, Эльминстер стал ленив в собственном Искусстве. Он провёл годы, делая то и сё, для Мистры и для себя, но редко проводил время, оттачивая Искусство более великое, овладевая новой магией.
Так что великий Мудрец Долины Теней, оставшись без своих друзей и без доступного могущества, стал куда слабее и ничтожнее истинно могущественного Мэншуна.
Кем бы он ни был прежде, Орбаком из Западных Врат или Мэншуном из Зентарима, он сам творил великое Искусство и отточил свои навыки собственным трудом, не божественными дарами, не полагаясь на чужую помощь. Он был лучшим волшебником, истинным архимагом.
Что, в свою очередь, неизбежно означало, что Эльминстер, хитрый, но ленивый, на путях Искусства мог лишь следовать туда, куда вёл Мэншун.
Разве Эльминстер не пытается украсть любую магию, какую только может? О, это затем, чтобы кормить его безумную, где-то заточённую любовницу, да, но разве прежде чем отнести ей, он не изучает каждый украденный предмет, чтобы узнать всё, что сможет,?
Значит, пока будущий император Мэншун вселяется в избранные им разумы, Эльминстер должен отставать на шаг, повторяя то, что уже когда-то делал Мэншун. Используя свои копии, клонов, пробуждающихся, когда уничтожают их предшественника.
Да, вот в чём дело. Должно быть…
Он убил Эльминстера, уничтожил его. Взорвал его тело, разорвал его, затем испепелил.
И сделал всё это быстро, ни на мгновение не упуская из виду своего врага, тщательно высматривая любые признаки бегства. Их не было.
А значит, когда Эльминстер погиб, где-то проснулся его следующий клон. Испугавшись смерти от рук того, кто один раз уже с такой лёгкостью его уничтожил, Эльминстер воспользовался магией, чтобы надеть личину юной девушки — танцовщицы, которая была его собственным потомком — и наверняка поместил настоящую Амарун Белую Волну в магический стазис в какой-то тайной пещере или крипте, до того момента, как в ней возникнет нужда.
Которая возникнет, когда он освоит Искусство подчинять чужие разумы, как Мэншун, и завладеет более молодым и сильным телом своей правнучки.
Но пока должны существовать и другие клоны Эльминстера, тщательно спрятанные в Сюзейле.
И сейчас, пока Мэншун может оставить в покое текущего Эльминстера, его главной задачей должно стать нахождение и уничтожение ожидающих клонов.
Пускай благородные заговорщики плетут интриги и убивают друг друга; когда ряды лордов поредеют, он сможет вернуться к этой игре и тогда захватить Драконий Трон, или решить, кто будет его согревать, пока не наступит время сорвать плоды и избавиться от марионетки.
Начиная с этого мгновения, в первую очередь он будет охотиться и уничтожать спрятанных Эльминстеров.
Будь я Эльминстером, где в Сюзейле я спрятал бы своих двойников?
Или… подождите-ка!
Мэншун сам много раз испытывал смерть, нередко — как раз благодаря Эльминстеру. Он привык к этому, стал жёстче и сильнее. Но не его противник.
Эти прятки, этот отказ выступить против Мэншуна, запросто могли означать, что Эльминстер — пробудившийся клон — где-то скрывается. Что смерть заставила его бояться Мэншуна, и он остаётся в укрытии, используя заклинания, чтобы видеть и слышать через свою марионетку — Амарун Белую Волну.
А значит, вопрос следует сформулировать так: будь я Эльминстером, где бы в Сюзейле я спрятал себя?
В месте, где смог бы держать поблизости по меньшей мере одного клона. В месте, где на него не смогут случайно наткнуться слуги или простой народ. В месте, которое не станут без предупреждения обыскивать пурпурные драконы, или, что ещё важнее, боевые маги.
Но таково было мнение Мэншуна, успешного правителя и военачальника. А как думает Эльминстер?
Он хитёр, но ленив, считает себя умным, но зачастую выбирает самый лёгкий путь. Он прожил много веков и был любимым слугой богини; у него есть гордость, он сам — гордость. И он пытается стать таким как я, более успешным архимагом, избежав при этом трудного пути.
Какой способ скрыться от боевых магов и жить праздно, в роскоши, получая магию по первому желанию, может быть лучше, чем «спрятать» себя в обличье могущественного мага?
Да!
Будь Эльминстер, к примеру, Лараком Дардулкином, он мог обитать в самом сердце Сюзейла в похожем на крепость особняке, купаться в роскоши, мог швыряться заклинаниями, не вызывая подозрений, к нему могли подлизываться и целовать ноги…
Ларак Дардулкин…
Самый могущественный независимый маг в Сюзейле. Идеальная маска для клона Эльминстера.
Мэншун вскочил с кресла и шагнул в гущу своих прорицательных сфер.
Вот эту легко было настроить следить за особняком этого надменного волшебника…
Но когда в поле зрения возникла картинка особняка, Мэншун затряс головой от изумления. Когда всё это случилось?
Высокий дом Ларака Дардулкина наполовину исчез, одна сторона была открыта небу, и в самом сердце руин и разрушения он увидел архимага, свернувшегося в клубочек на полу, окружённого десятью доспешными ужасами, которые кружились вокруг него обеспокоенным и неуверенным хороводом.
Ну и ну! Если это и в самом деле Эльминстер, Мэншуну представился самим Бэйном посланный шанс! Убить Эльминстера сейчас, когда он уже повержен — но сделать это жёстко, быстро и сильно, в случае, если тот, кто победил его, по-прежнему где-то поблизости. А если Дардулкин не был Эльминстером, это по-прежнему была прекрасная возможность ограбить его обитель или превратить волшебника в очередного полезного раба.
Мэншун торопливо пересёк погреб. Лучше всего подойдёт самый сильный его созерцатель — живой, а не тиран смерти.
Да, созерцатели оставались внушительными тварями, когда дело касалось силового противостояния.
— Беспокоить матушку Арклета нет нужды, — сказала им Шторм. — Его парализованное тело провело нас за ворота — этого достаточно. Кладите его вот сюда.
Они находились на землях особняка Делькаслов, на поросшем травой склоне, между садом, аккуратно посаженым таким образом, чтобы казаться диким, и более строгой террасой, обрамлявшей крайнюю посадку фруктовых деревьев.
— Слишком устала для стычек с благородными матронами, а? — хмыкнул Мирт, когда они осторожно уложили Арклета на землю.
— Слишком устала для любых любезностей, которые только придут тебе в голову, — пробормотала Шторм. — Надеюсь, Арклет сможет добыть немного целебных зелий из семейных кладовых — если там найдётся такое сокровище — прежде чем я отрублюсь. Эл, постарайся сделать всё быстро.
— Хорошо, — ответил Эльминстер, голос которого по-прежнему казался неуместным, исходя из юного стройного тела Амарун. — Приляг здесь, Шторм, а я устроюсь между тобой и парнем, и сможем сделать всё так, что тебе даже садиться не придётся.
— Снова его исцеляешь? — спросил Мирт, протягивая руку Шторм, помогая ей опуститься на траву.
— Да, — отозвалась та. — Буду держать его, пока он работает над заклинанием, но это то же самое. Я исцеляю, когда Эл истощается, чтобы беречь его от безумия.
— Я отойду вон туда, и буду держать ножи наготове, — прорычал Мирт. — Жаль, что у тебя нет лишних заклинаний, чтобы снова сделать меня молодым, стройным и сильным. Или убрать боль в ногах.