— Кто-нибудь из них заключил союз с амбициозной знатью, пока мы… спали? — нахмурившись, спросил Вэйнренс.
— Насколько нам известно, нет, — медленно ответила Глатра, когда все остальные промолчали, — но любой из них способен на подобную измену.
Ганрахаст фыркнул.
— Как и любая собака или пролетающий сокол. Не стоит самим создавать себе призраков и потом пугаться их. Настоящие враги и так достаточно опасны.
— У меня есть подозрения касательно одного из нас, — добавила Глатра, поднимая палец, — хотя признаю, что пока ещё моя тревога не приобрела какой-то серьёзный вес. Но мы все следуем за нашим чутьём, зудом, беспокойством… и это — самое недавнее.
Ганрахаст взмахом предложил ей продолжать.
— Озвучь свои подозрения. Пожалуйста.
— Велвин Трейсгар, — прямо ответила она. — Прошлой ночью я приказала ему поместить трёх персон под арест для дальнейшего допроса — Шторм Среброрукую, лорда Арклета Делькасла и городскую танцовщицу, которая, похоже, является потомком Эльминстера, Амарун Белую Волну. Он выполнил приказ, но затем исчез вместе с пленниками и человеком, который зовёт себя Миртом и заявляет, что он — лорд Глубоководья. Хотя это имя пользовалось большей известностью в Глубоководье около ста лет назад.
— Мы можем отбросить любые подозрения касательно боевого мага Трейсгара, — твёрдо провозгласил Ганрахаст, — и оставить его в покое, чтобы он мог действовать без помех.
Глатра подалась вперёд, чтобы взглянуть на него, и нахмурилась.
— Почему?
— Я посоветовался с Вангердагастом — или тем, что от него осталось — и в этом мы достигли согласия, — резко ответил королевский маг. — Больше ни о чём не спрашивайте.
Вокруг всего стола взлетели вверх брови, но Глатра просто запрокинула голову и спросила в потолок:
— Наступит ли однажды день, когда кто-нибудь ещё кроме бывшего королевского мага — который сполна заслужил свою очень сомнительную репутацию — будет принимать решения за Лесное Королевство?
— Вангердагаст поклялся посвятить свою жизнь служению Кормиру, и он по-прежнему охраняет Кормир. Руководствуясь мудростью и опытом, с которыми мы не можем тягаться, — тихо ответил Ганрахаст. — В этом отношении ещё какое-то время я намерен ему доверять.
— Какое?
— Посмотрим.
Погреб начинал напоминать тюремную камеру. Мэншун расхаживал по нему, лелея тёмные мысли.
Он вернулся в тело Сронтера, который питал склонность к подобным мрачным раздумьям — но заполняющее Мэншуна беспокойство принадлежало ему самому.
Он не мог отыскать ни следа Мрелдрейка или Тарграэль — или Талан!
Посмеет ли он проникнуть обратно в разум младшего сенешаля Корлета Фентабля, используя одного из своих кучеров, которые каждый день привозили во дворец продукты, чтобы достичь Фентабля? И узнать с его помощью текущие мысли Короны?
Или настало время залечь на дно, вообще не приближаясь ко дворцу? Он мог вместо этого заново оценить боевых магов и присмотреться к тем, которых сможет изолировать и уничтожить или разрушить их репутацию с помощью скандала — обманом или провокацией.
Ничего не делать и позволить другим захватить власть шло вразрез с его желаниями — даже необходимость вернуть созерцателей в укрытие в погребе его разозлила — но, возможно, на следующие несколько месяцев это был наилучший курс действий. Он мог использовать Дардулкина, чтобы сохранять присмотр за некоторыми амбициозными дворянами…
С мрачным чувством Мэншун кивнул.
Он снова поддался жажде напрямую участвовать в происходящем, и результаты были катастрофическими.
Два созерцателя мертвы, взамен — ничего, и он едва не выдал своё присутствие. Во всяком случае, подозрений может оказаться достаточно, чтобы боевые маги стали его выслеживать.
Нет, лучше всего было на какое-то время затаиться и держать созерцателей в укрытии.
Мэншун мог действовать через Дардулкина — в конце концов, он сумел уничтожить всех, кто видел его тиранов — и использовать нескольких менее влиятельных марионеток, слуг и грузчиков, чтобы попытаться узнать, кто ещё из кормирских дворян, кроме Марлина Грозозмея, управляет призраками синего пламени.
Эта скрытность поможет ему держаться в том числе и вне поля зрения Эльминстера. Он дождётся, пока Мудрец Долины Теней не выдаст себя, а затем атакует и снова уничтожит Эльминстера.
— И на этот раз я закопаю его поглубже, — яростно сказал он погребу. Прозвенел колокольчик лавки, и он поднялся по ступеням. — И буду продолжать, пока он не умрёт навсегда.
— Ну? — фыркнул Марлин Грозозмей. Наступило утро, и лесничие не заставят себя ждать. Его телохранители должны были справиться с этим намного быстрее.
— Сделано, милорд, — раздался сухой, почти грубый ответ. — Егерь и шестеро стражей охотничьего домика мертвы.
— Заверните тела в самое старое полотно из того, что есть на чердаке, и отнесите их медвежьей берлоге у Чёрной скалы, прямо к камням у её подножия, чтобы медведи сожрали их. Не позволяйте себя заметить, не оставляйте кровавый след. Галхант останется здесь со мной.
— Как прикажете, — почти дерзко ответил мужчина, и ушёл.
Раздражённо помотав головой, Марлин пошёл в другую сторону, к открытым и ждущим дверям охотничьего дома Виндстагов — его дома, по крайней мере на несколько ночей.
Виндстаг найдёт другого егеря, а сторожить дом смогут любые громилы с оружием. В конце концов, дом Виндстагов не испытывал недостачи в монетах.
Галханту по крайней мере хватило ума зажечь дрова, что были оставлены в очаге, чтобы прогнать холод.
С удовлетворённым вздохом Грозозмей опустился в большое кресло прямо перед очагом и сбросил с себя сапоги, чтобы согреть свои холодные и ноющие ступни. Он всегда хотел заполучить это конкретное кресло себе.
Он благодарно кивнул Галханту, когда наёмник поднялся от очага.
— Как раз собирался набрать ещё дровишек, милорд, прежде чем явятся назойливые лесничие и захотят узнать, кому принадлежат все эти незнакомые лица.
Грозозмей удовлетворённо кивнул. Сарай был примерно в десяти шагах; Галхант почти сразу же вернётся и сможет приготовить завтрак. От одной этой мысли его живот громко забурчал.
Он услышал, как хихикнул на это наёмник, покидая дом. За Галхантом слабо скрипнула дверь.
Следующее, что он понял — в огонь что-то швырнули, полетели искры. Что-то круглое, издающее злобное шипение. Что-то, смердящее… горелыми волосами?
Марлин Грозозмей выпрямился, потёр глаза. Должно быть, он задремал.
Что это… что это было в огне?
Треснуло полено, предмет, на который он смотрел, перевернулся, и он понял, что смотрит на отрубленную голову Берта Галханта.
Но кто…?
Он попытался заглянуть за спину, но помешали высокие подлокотники кресла. Синее пламя, холодное и неустанное, мерцало позади него, и он отчаянно схватился за Парящий Клинок. Его пальцы сомкнулись на знакомых, успокаивающе тяжёлых изгибах рукояти.
Затем мужчина с обнажённым мечом, которого Марлин никогда раньше не видел, показался в поле зрения, шагнув из-за кресла, улыбаясь ему. Жестокая улыбка на лице мужчины была окутана синим огнём.
Призрак синего пламени, но чужой!
Сильные, холодные руки схватили его с другой стороны кресла, с силой стали стиснув его собственные руки. Марлин попытался достать меч, неожиданным рывком смог наполовину вытащить его из ножен — а потом почувствовал самую холодную и острую боль, что испытывал в своей жизни.
Его руку отрубили.
Человек, который обошёл кресло, улыбаясь ему, схватил другую руку и прижал её к подлокотнику кресла. Окутанный синим пламенем клинок снова ударил, и Грозозмей закричал.
Он потерялся в боли, он недоверчиво глядел на два дымящихся обрубка — и на трёх вставших плечом к плечу, улыбаясь ему, призраков синего пламени. Незнакомцев.
Парящий Клинок и Виверноязыкая Чаша были потеряны для Марлина. Он больше не мог призвать своих собственных огненных убийц, чтобы спастись.