Целый год копил он деньги, чтобы купить гитару. Он сам научился играть, порой не расставался с гитарой даже ночью, словно надеясь открыть в ее звуках тайну жизни. А потом вдруг надумал уплыть на пароходе за границу. С тех пор он жил только этой мечтой, а гитара пылилась на шкафу. Фани подсмеивалась над Илиасом. Положив голову ей на грудь, он мог часами с увлечением рассказывать о своих планах.
— Ну и болтун ты, золотко мое. Никуда ты отсюда не уедешь! — как-то вечером сказала ему Фани.
Он вскочил, задетый за живое.
— Черт возьми! Я ни на одной работе не могу долго удержаться… А почему, как ты думаешь? Червь какой-то точит меня, Фани…
Илиас завязывал перед зеркалом галстук.
— Если бы мне не идти в армию, уехал бы я куда глаза глядят, — сказал он матери.
— Глупости. Ты еще не выкинул это из головы?
— А твое какое дело? Не суйся, когда тебя не спрашивают! — закричал он в ярости.
Мариго испуганно съежилась. Ей надо было кое-что сказать сыну, но она понимала, что сейчас для этого неподходящий момент. Стоило Илиасу выйти из себя, как он делался просто невменяем. Мариго открыла верхний ящик комода, чтобы достать ему чистый носовой платок, и увидела лежавшую там старую фотографию. На ее худом, морщинистом лице появилась печальная улыбка.
— Посмотри, сынок… — Илиас в это время приглаживал усики; видно было, что он еще не совсем отошел. — Вот вы, совсем маленькие… Вот отец… И я, — тихо добавила она.
— Тьфу! Оставь меня в покое. Сто раз видел я эту фотографию.
— Ты не все на ней разглядел, Илиас.
— Чего же это я не разглядел?
— Меня. — Илиас бросил на фотографию равнодушный взгляд. — Посмотри на меня. В то время я была счастлива. — Ей хотелось о многом сказать ему. — Боже мой, как глупо бежать на край света, точно ты бездомный пес! Что ты там хочешь найти? И счастье и беда ходят возле нас. — Она поспешно спрятала фотографию в карман и продолжала, стараясь скрыть волнение: — Ты теперь идешь в солдаты. Подумай серьезно о своем будущем. Может быть, тебе удастся потом обзавестись собственным делом. Тогда ты сможешь жениться.
Глаза сына опять сверкнули гневом.
— Прекрати свои поучения. Я не ребенок, — сказал он резко. — Я не буду сидеть в этих четырех стенах.
Последнее слово он произнес с ненавистью; ему сразу пришел на память один разговор с отцом, при воспоминании о котором ему всегда делалось не по себе, к горлу словно подступал ком.
Однажды вечером — это было давно, накануне банкротства, — Хараламбос почувствовал потребность поделиться с Илиасом. Он подсел к сыну на диван.
— Илиас, ты скоро станешь совсем взрослым, самостоятельным человеком. А я, кто знает, могу не сегодня-завтра умереть, — сказал Хараламбос.
Илиаса испугали не столько слова отца, сколько его тон.
Хараламбос сидел, откинув назад голову, и взгляд его блуждал по комнате. Он чувствовал себя дома как в стенах крепости. Крепости, защищавшей его от беды, от дельцов, от кредиторов, которых с каждым днем становилось все больше.
— За этими стенами ад, — продолжал отец каким-то странным голосом. — Что бы ни случилось, Илиас, нам надо сохранить наш уголок. Не так ли? В деловом мире все плюют Друг на друга, готовы задушить любого из-за какой-нибудь паршивой десятки. И только здесь, в нашем уголке, мы совсем другие. Вот видишь, я сейчас ласков с тобой! Помни об этом, сынок, помни: только здесь мы остаемся людьми.
Илиас не совсем понял смысл последних слов. Может быть, отец помешался? Но на другой день он присутствовал при сцене, которую не забудет, наверно, до конца жизни.
Уже стемнело. На улице было холодно. Мариго гладила белье, разложив его на столе. Вдруг дверь широко распахнулась. Все решили, что это от ветра.
— Закрой скорей! — крикнула Мариго Илиасу.
Он подбежал к двери и внезапно увидел отца. Хараламбос без пальто и даже без пиджака, весь какой-то взъерошенный, жалкий, стоял на пороге и смотрел на сына.
— Хараламбос! — вырвался крик из груди Мариго.
— Меня раздели! — запинаясь, пробормотал он.
Мальчик дотронулся рукой до разорванного жилета отца.
— А где твои часы? — прошептала Мариго. — Проклятые торговцы, не могли подождать немного!
Хараламбос упал перед женой на колени. Он обнимал ее ноги, целовал руки.
— Хараламбос, встань, дети смотрят на нас, — сказала смущенная Мариго.
Но муж еще крепче вцепился в нее.
— Я больше не хочу жить, Мариго! — душераздирающе закричал он и спрятал голову у нее в коленях.