— А что он тебе сказал?
— Да тянет чего-то. Странный человек: ему говоришь о деле, а он тары-бары разводит. Прежде, мол… И пойдет болтать. Так вот, потолкуй с ним, а если он не захочет… — Сарантис похлопал Никоса по спине. — Я думаю, в таком случае ты и сам справишься.
Не успел Никос и рта раскрыть, как друг его уже испарился.
Никос обогнал старшего мастера Симоса. шедшего по двору, и завернул в расфасовочный цех. «Ни минуты не теряет Сарантис, ходит по всему заводу, налаживает связь с людьми, сплачивает их», — думал он, и перед ним вырисовывался его собственный путь в будущем.
Загудели машины в цехах. Дед Параскевас запер железные ворота и подошел к грузовику, чтобы погреть у мотора руки. Со склада доносился сердитый голос старшего мастера. Он подгонял рабочих, разгружавших с машин ящики.
— Чтоб вас… А ну поворачивайтесь, дохлые крысы! Тут вам не богадельня!
Пятеро рабочих были заняты разгрузкой. С трудом сняв с машины тяжелый ящик, слегка подпирая его снизу бедром, они, один за другим, согнувшись в три погибели, двигались каждый со своей ношей к дверям склада.
— Эй ты, старая развалина, шевели ногами! — закричал Симос на пожилого рабочего, отстававшего от других.
Грузчик, шедший первым, с презрением сплюнул.
Лицо у Симоса было усыпано прыщами, которые багровели и становились похожими на отвратительные язвы, когда он напивался. За глаза все звали его Проказой. Он вышел из склада и окинул взглядом оставшиеся на машине ящики. Целый поток брани вылетел из его рта. Своими толстыми пальцами он растирал лицо, чтобы унять зуд. Это вошло уже у него в привычку так же, как ругань, без которой он не мог обойтись: выпустив очередной залп, он сразу чувствовал облегчение.
Старший мастер был сейчас не столько занят работой, сколько тем, что пытался разгадать, какую пилюлю
готовят у него за спиной рабочие. «Что-то они уж больно присмирели, надо быть начеку», — подумал он. Его действительно поражало и в то же время злило настроение людей на заводе. Даже всякие подонки, которые обычно старались выслужиться перед ним, теперь у него на глазах не проявляли никакого усердия. «Точно сонные мухи», — негодовал он. Симос мог поклясться, что с тридцать шестого года, с тех пор как распустили профсоюзы, среди рабочих не было такого настроения.
Он посмотрел на грузчиков, и глаза его засверкали гневом.
— Пошевеливайтесь, чтоб вас… сволочи! А то как бы я с утра пораньше не проломил здесь кому-нибудь башку! — взревел он, чтобы хоть немного отвести Душу.
Старший мастер присел на бампер грузовика возле деда Параскеваса. Сторож, пригревшись, закрыл глаза; его пышные усы были обсыпаны пеплом от сигареты. Полицейские за воротами собрались уходить.
— Ступайте с богом, — пробормотал старик, открыв глаза.
— Ты, дед, ничего не слыхал? — спросил Симос, почесывая физиономию. — Подозреваю я, что готовится какой-то бунт.
— Бунт? Ясно. Чего еще можно ждать! — Он покачал головой. — Я так в обиде только на бога. Иной раз говорю ему: «Эй ты, всесильный, погляди-ка получше в своей тетрадочке. Сдается мне, что ты позабыл о старом Параскевасе… Я ведь…»
Симос раздраженно перебил разболтавшегося старикашку:
— А ну, сморчок, прекрати-ка свое брюзжание!
Но дед Параскевас клевал носом и ничего уже не слышал.
— В восемнадцатом году открылся завод, — забормотал он снова. — Иди, говорят мне. Параскевас, сторожем будешь… А сына моего, беднягу, убили на войне, понимаешь ты это?.. — Он открыл глаза и увидел, что Симоса уже нет рядом. Ничуть не смутившись, старик продолжал: — Сиди, Параскевас, сторожи! Эх! А жизнь у людей собачья. Чем брюхо себе набивать? Маслинами да фасолью?
Свист ветра заглушил бессвязное бормотание старика.
9
Симос с одним рабочим пошел в заводоуправление.
В задней части здания, выходившего во двор, было помещение, где хранились бидоны с машинным маслом, пакля и прочее. Это и был «кабинет» старшего мастера. На маленьком столике, задвинутом в угол, валялись в беспорядке расчетные ведомости, которые каждую субботу, прежде чем попасть к управляющему, проходили через руки Симоса. Старший мастер обладал безграничной властью, распространявшейся не только на рабочих, но и на конторских служащих. Даже сотрудники лаборатории боялись его. За исключением лиц, в которых была особо заинтересована администрация, а также врачей, химиков и некоторых старых работников бухгалтерии, он мог уволить кого угодно, ни перед кем не отчитываясь. Владелец завода Маноглу считал, что ему удобно держать при себе цепного пса, нагонявшего на всех страх.