Он ждал и ждал, с грустью наблюдая, как Илиас намыливает кисточку; потом перевел взгляд на сросшиеся брови сына, темную родинку у него над локтем — точь-в-точь как у него самого, на том же месте.
— Мне даже закурить нечего, Илиас. Ни одной сигареты, — пробормотал он, уставясь в потолок.
На облезлом потолке выделялись слои старой краски. Эти две комнатки с кухней Хараламбос снял задолго до того, как открыл свою лавку, еще тогда, когда ходил по деревням с рулонами материи за спиной. Квартал этот понравился Мариго. Большинство соседей были беженцами из Малой Азии; они работали на ближайших заводах или содержали разные лавчонки. В то время в двух шагах от их дома кончались все постройки и начинались поля, неподалеку росло несколько оливковых деревьев и виднелся голый склон холма.
Теперь Мариго с болью вспоминала о тех годах как о счастливом невозвратимом времени.
Иногда ей приходили на память праздники, когда Хараламбос выкидывал обычно какие-нибудь шутки. Этот безбожник то, закутавшись в простыню, изображал привидение, то отплясывал, закатав до колен брюки, то водружал на стол, за которым сидели гости, ночной горшок. «Креста на тебе нет!» — кричали, хохоча, женщины. В то время у нее было лишь двое детей, Клио и Илиас…
Да, тогда они жили совсем иначе…
В воскресенье вечером вся семья выходила на прогулку, впереди шли дети, позади она с мужем.
Возле таверны на площади играла шарманка и танцевал народ. Мариго гордо выступала с улыбкой на лице, и ее зеленое шелковое платье с бантиками на рукавах шелестело при каждом шаге. (Спустя много лет клочки от него пошли на заплаты, которые она ставила мужу на драные кальсоны.) Они смотрели на прохожих, с наслаждением вдыхали запах жаркого, приготовленного из ливера, и потом чинно усаживались за столик в кофейне. Счастливая Клио с жадностью уничтожала ванильный крем.
Когда они возвращались домой, Хараламбос сажал Илиаса к себе на плечи и не возражал, если сынишка дергал его за волосы…
— Илиас!..
Старик печально смотрел, как бритва осторожно скользила по щеке сына. Да, он уже настоящий мужчина! Ростом Илиас пошел в мать. А родинка над локтем?.. Может, сын забыл, что отец стоит здесь и ждет. Старик не решался больше открыть рта, он робко кашлянул.
Хараламбос кашлянул еще раз, но бритва продолжала скользить по щеке Илиаса. В окно старик увидел тетушку Уранию, хозяйку дома; она тащилась по двору, покачивая своим толстым задом. Ему показалось, что Урания поманила его рукой. Ну и длинный у нее язык, она своей болтовней человека уморить может! Когда он пришел снимать квартиру, битый час расхваливала она здешний воздух. «Богородица явилась мне во сне и показала, какой здесь рай, вот мы и купили этот участок. Бедняжка почувствовал себя тут так, будто у него крылья выросли», — говорила она о своем муже, который страдал болезнью сердца. Он вскоре умер, и Урания стала сдавать комнаты…
— Ладно, дай пятерку. От пятерки не обеднеешь… А, Илиас?
— Ну хороша! Погоди, сейчас кончу!
— Я подожду, подожду, — пробормотал обрадованный старик.
Слышно было, как кто-то отодвинул засов наружной двери, потом быстрые шаги застучали по плитам двора. Это Никос, младший сын Хараламбоса, пошел на завод.
Старик, съежившись, застыл у стены. Он согревал дыханием свои замерзшие руки, следя в окно за сутулой фигурой Никоса. Множество воспоминаний всплывало в его памяти.
…Да, Никос родился в хорошее время. Тогда Мариго каждый год на пасху и в октябре к началу занятий в школе покупала ребятишкам новые ботинки, завязывала волосы Клио двумя большими бантами и мечтала, чтобы Илиас выучился на врача. Вскоре после рождения Никоса он, Хараламбос, открыл свою лавочку в какой-то дыре по соседству с другими текстильными лавчонками на улице святого Марка. Когда в те дни он говорил о своем торговом деле, лицо его сияло от радости, и, шутливо похлопывая Мариго по спине, он восклицал: «Ох, голубушка, скоро ты у меня станешь хозяйкой в собственном доме!..» Потом частенько он так распалялся, что жена, стыдясь ребятишек, гнала его от себя…
На крестины Никоса церковный служка и Медведь — бродяга, околачивающийся в их квартале, притащили в дом купель. Пришел поп Николас вместе с дьяконом, и принарядившиеся соседи, небогатые лавочники, дожидавшиеся давно во дворе, собрались в большой комнате. Как только обряд кончился, булочница со смехом шепнула ему, Хараламбосу, подтолкнув его локтем: «А номер какой-нибудь выкинешь?»
Он подумал секунду, что бы такое отколоть, и не успел никто и глазом моргнуть, как он поднял Уранию и посадил в купель. «Господи помилуй, опоганил святую воду!» — проворчал поп, отряхивая капли воды с епитрахили.