Славик и Анжелка – двойняшки. Но не очень похожи внешне. А по характеру, так вовсе земля и небо. Славик приземистый, коренастый, русоволосый и совсем немногословный. Он не приемлет лишнего внимания, потому старается не выделяться. Всегда простенько одет. Рядом с Игорем Славик смотрится тенью. И ведёт себя так же. Они почти не расстаются.
Анжелка – красавица. Тонкая, с лёгкой походкой, обладательница длинных волнистых волос. Она как раз любит, когда на неё смотрят. Предпочитает выглядеть ярко.
Им почти по семнадцать. Мне – четырнадцать. Конечно, они относятся ко мне, как к ребёнку. Однако мальчишки стараются оберегать, а Анжелка всегда обижает. Я не реагирую. Выработался иммунитет.
– А обратно?
Я охотно верю, что прыгнув в кольцо, погрузишься в воды озера, а потом доплывёшь до берега. Но воспользоваться столь неудачно расположенным закоулком для пути назад, уж точно никак не получится.
– А мы там ещё парочку переходов нашли. Тоже самообразовавшихся. Шагнули в один. Шагнули в другой. Оказались в каком-то дождливом городе. А оттуда уж Славик проложил путь домой. Он же спец по дождливым городам.
Мы – ходоки. Так называют тех, кто умеет пользоваться тайными дверями. Издавна эти пути именовались переходами. А потом какой-то писатель создал книгу, где использовал слово «закоулки». Позднее новое название стало популярнее прежнего.
Иногда переходы появляются сами. А потом исчезают. Отправившись туда, никогда не знаешь заранее, где окажешься. Чаще закоулки создаются ходоками. Тогда пункт назначения известен. Если никакой ошибки не случится, конечно. У Славика закоулки почему-то действительно получаются лучше, если он рисует под дождём. Или мокрыми руками, хотя бы. И мокрым платком. У каждого свой предмет, для создания ходов. У Славика – платок. Он подходит к стене и небрежно проводит линию, обозначая контур двери, и думая о том, куда желает попасть. И тогда дверь можно открыть и выйти, где хотелось. Если же руки сухие, и платок, и стена, дверь получается бледной, как правило, не открывается и вскоре пропадает. А больше одного перехода в день Славик не создаёт. Необходимые силы иссякают.
Моя мама – ходок, не знающий таких проблем. Ей не нужны специальные условия, чтобы рисовать двери. И их количество не ограничивается одной или двумя в день. А вот я могу пользоваться закоулками, но создавать их так и не научилась. В папу пошла. Мама говорит, что я просто ещё не обнаружила свой предмет для рисования дверей. Мне кажется, она не устаёт меня успокаивать, потому что убеждает прежде всего себя.
– Ну что? Идём? – Анжелка вытянула шею и вгляделась в окружность.
Она корчит из себя бесстрашную, на самом же деле никогда не сунется в закоулок, не разведанный кем-то до неё.
– Конечно, – откликнулся Игорь и повернулся ко мне, – ты идёшь?
– А… – я запнулась, – подумаю…
Анжелка снова пренебрежительно фыркнула. Игорь отошёл подальше, разбежался и прыгнул, оттолкнувшись от края. Ушёл головой в кольцо и исчез. Мы услышали звук падения тела в воду. Наружу вылетело немалое количество капель. Я проводила их взглядом. Тот, кто гуляет сейчас возле шестнадцатиэтажки, может подумать, что начался дождь.
Славик, не говоря ни слова, отправился за другом. Анжелка посмотрела на меня:
– Лиса, что ты делаешь в нашей школе?
Вообще-то меня зовут Алиса. Но когда-то давно Игорь сказал, что я похожа на лисицу. Носик остренький, волосы рыжие, худенькая. С тех пор меня иначе, как Лисой, не называют.
– Закоулки не создаёшь. Пользоваться не любишь. Изучать не хочешь, – продолжала Анжелка. – Жила бы здесь. Как твой отец. С простыми…
Она махнула рукой в сторону города. Для Анжелки люди, не имеющие о переходах понятия, вроде низшего сословия.
– Ты в первый раз туда идёшь? – я указала на мерцающий круг. И вправду похоже на зажжённую газовую горелку.
– Заметь, я всё-таки иду, – ответила Анжелка. И тоже прыгнула.
Оставшись в одиночестве, я некоторое время слушала звуки. Плеск воды, Анжелкины восторженные крики. Потом донёсся голос Игоря: