Подошли Тихон и Виталик.
– Вопрос в том, зачем вообще открывать эти двери, ведь может оказаться, что те, кто сидел внутри, там и остались. Они не вышли из заключения, потому камеры в положенное время никто и не открыл. Замёрзли и умерли. Здесь элементарно замёрзнуть и умереть.
Все повернулись к Тихону. Видимо, он один подумал о том, что камеры закрыты не просто так. Братья как-то поникли и отодвинулись от дверей с большими замочными скважинами. Макс вздохнул. Варька изменилась в лице и малость побледнела. Я смогла это заметить даже в слабом свете фонариков.
Думаю, половина нашей команды сразу же возмечтала выбраться наверх. Почти все любили истории про зомби и прочих всяких ходячих умерших. Но смотреть их предпочитали по телевизору. А тут пугающий подвал, холод, в котором легко хорошо сохраниться, запредельность по соседству. Кто знает, чего там из этой камеры вылезти способно. Да ещё воздух в подвале висел застоявшийся и какой-то недобрый, что ли. И мысли о вероятном нахождении рядом чьих-то костей не радовали. Однако Виталик и здесь оставался одержим своим творчеством. Он поволок всех к началу подвала, к выбранной им для съёмок камере, и принялся расписывать, как он видит процесс работы в данных декорациях.
Я направилась было в их сторону, но тут заметила, что Тихона среди остальных нет, и обернулась. Он уходил в глубь подземелья. Неспешно, освещая стены фонариком, бросая беглые взгляды в открытые двери. Я пошла за ним и догнала, миновав семь или восемь камер.
– Ты куда собрался?
– Хочу хотя бы примерно понять, сколько здесь могло содержаться заключённых. В каждом закутке одна лежанка, значит, камеры одиночные, что вообще-то не однозначно. Интересно, узники каким-нибудь образом могли разговаривать друг с другом? Ну, знаешь, как в романе «Граф Монте-Кристо». Кто-то подкоп, допустим, сделал. И реально ли здесь вообще сделать подкоп? Всё заморожено намертво. Раньше должно было отапливаться, а то здесь не выжить. Но главное, для чего Заозёрью полноценная тюрьма? Ладно бы сажали за решётку на пару дней какого-нибудь конюха за мелкую провинность. Или за то, что напился и княгине вовремя кобылу не оседлал. На ночь, чтоб проспался. В древности люди имели жёсткие нравы. Ну, повоспитали бы его и отпустили, а тут глянь, всё основательно. Чтоб долго сидеть. Мы прошли уже двадцать восемь камер, а подземелье всё тянется и тянется.
И точно. Мы шли и шли. Не зря Максу показалось, что подвал бесконечный.
Я подумала, что вряд ли смогу подойти с вопросом о заозёрской тюрьме к Сте-Сте. Но у мамы спросить можно будет. Мама такая. Отвлечённая, вечно в своих мыслях. Скорей всего, она не задумается о том, почему я к ней лезу с такими разговорами. Впрочем, она может ничего и не знать о здешних застенках.
Тихон считал двери. Подземелье, как выяснилось, всё-таки имело окончание. Последней в нём оказалась пятьдесят вторая камера. Любопытно, как надсмотрщики запоминали, кто в какой камере сидит? Ведь никаких номеров на дверях не было.
Мы остановились перед очередным проёмом в стене. Решив, что за ним должна обнаружиться та самая каморка надзирателя, мы шагнули под свод и через секунду увидели ещё один зал для содержания нетрезвых конюхов, или кого там сюда притаскивали. Этот зал обладал меньшими размерами, чем предыдущий. Луч фонарика выхватил из темноты противоположную стену, без каких бы то ни было проёмов, а места заключения состояли не из каменных стен и массивных деревянных дверей. Обычная решётка делила закуток надвое. В ней виднелась решётчатая же дверь, призывно распахнутая. Внутри на полу валялись штук шесть или семь соломенных матрасов. Они сгнили бы, будь здесь больше влажности, а так просто замёрзли, превратившись в брикеты, если можно так выразиться.
Вот здесь, за этой решёткой, вполне могли бы держать проштрафившихся работников. Всё не в одиночной камере. А в тех пятидесяти двух безрадостных комнатках древние князья, может, своих врагов вымораживали? Да уж, отличались они строгостью, суровостью, и любовью к охлаждённым противникам.
Тихон вошёл в зарешеченный отдел. Я за ним. Мы стояли и оглядывались, не находя ничего примечательного в окружающем пространстве. До нас доносились приглушённые расстоянием голоса Виталика и команды. А здесь висели мрак, почти полная тишина и дверь на петлях.
Блямс!
Знать бы ещё, что произошло. В этом зале точно никто кроме нас не находился. И звука шагов мы не слышали, но неожиданно дверь сама собой резко захлопнулась. Щёлкнул замок.