– Сейчас достану мел…
– Только без резких движений!
– …и мы уберёмся отсюда.
Зубы у Варьки стучали. Не только от страха, но и от холода. К вечеру мы очень промёрзли. Ожидали, что в столице окажется теплее, и оделись излишне легко. Октябрь на дворе стоял.
Варька трясущейся рукой извлекла из кармана мел и, не отрывая взгляда от собак, изобразила самую кособокую из своих дверей.
– Сосредоточься, – шепнула я.
– Ага. Ага.
Она потянула за ручку, и мы обе спинами провалились в неизвестность.
Комнату, где мы оказались, заливал солнечный свет. Лёгкий ветерок дул в распахнутое окно и колыхал занавеску. На полу лежал вытертый, расшитый ковёр. На правой стене висел подобный. Другая стена была завешена плакатами с надписями на незнакомом языке и изображениями пугающего, бородатого мужика. Рядом находилась кровать, и на ней лежало много оружия. Чёрные стволы автоматов смотрели в разные стороны. Некоторые – на нас. А на полу стоял ящик с гранатами. Из другой комнаты доносилась нерусская речь. Какие-то мужчины явно ругались, и их, судя по голосам, там находилось много. Хорошо, что они нас не видели, в дверном проёме висела шторка, но в любой момент могли войти.
Тут с улицы донёсся звук автоматной очереди. Он вывел нас с Варькой из оцепенения, в какое мы впали, обозрев эту страшную комнату.
– О чём ты думала? – шёпотом поинтересовалась я.
– О тёплом, светлом месте, – также негромко отозвалась Варька. – Я честно сосредотачивалась. И ещё очень замёрзла.
– Да уж. Тепла и света здесь хватает. Давай рисуй. И драпаем отсюда. Только сконцентрируйся, пожалуйста. Постарайся.
– Ага. Ага.
Варька сделала пару шагов до другой стены и снова, дрожа, изобразила переход. Сейчас мы торопились даже сильнее, чем когда спасались от собак. Ситуация-то казалась более жуткой.
Опасность блуждания через плохо прорисованные закоулки, или самовозникающие, состоит в том, что велика вероятность оказаться в месте, откуда трудно или невозможно выбраться. Потому взрослые так неохотно отпускают детей-ходоков одних. А если отпускают, то только через проверенные пути. Нам всё-таки стоило добраться до нужного гаража.
Ступив за порог, мы плюхнулись в воду. Я ушла с головой. Тут же нахлебалась солёной жидкости. Вынырнула и начала бестолково лупить руками по поверхности. При этом вопила:
– Варька, о чём ты думала?!
– О месте, где не так тепло и сухо. Я хотела попасть под дождик! Где-нибудь в Лондоне!
– Берегись, Варя! Я плыву к тебе!
– Плыви лучше к берегу. Не так уж и далеко.
Я посмотрела в сторону, куда она показывала. Берег и вправду оказался в доступности. Не близко, но доплыть можно. А могло нас выбросить и в океан. На водной глади дверь не нарисуешь. Вот почему некоторые ходоки пропадают бесследно.
Мы добрались до песчаного берега. Пляж оказался обитаемым. В некоторых местах стояли шезлонги. Кто-то сидел. Кто-то прогуливался. Парочка купалась. Здесь и вправду оказалось много теплее, чем в Москве. Но прохладнее, чем в оружейной, где мы побывали несколько минут назад.
Я скинула рюкзак. Скинула с удовольствием. Он ужасно мешал мне плыть. Как и одежда. Мы стащили ветровки и принялись их выжимать. С одежды и волос вовсю текла вода. Джинсы липли к телу. Невзирая на относительное тепло, на берегу, мокрые, мы сразу продрогли.
Мимо прошли какие-то девчонки. Покосились на нас:
– Чокнутые!
– Именно так мы и выглядим, – сказала я Варьке, выжимая косу.
– Они говорят по-русски. Радуйся! Мы в России!
– Замечательно! Что дальше?
Наши сотовые, предварительно заряженные в московской кофейне, промокли и не подавали признаков жизни. Пришлось искать другой путь. Мы добрались до ближайшей гостиницы. Соврали, что на спор прыгнули с теплохода. Выдержали взгляды, которыми нас наградили после этого. Выслушали все слова. Аккуратненько выяснили, что находимся в Сочи. Затем вытащили из карманов промокшие деньги и документы. Оказалось не так легко снять номер в гостинице, если тебе нет восемнадцати. Но нам пошли навстречу. То ли оттого, что вид мы имели очень жалкий, да историю поведали душещипательную. То ли оттого, что выложили за номер вдвое больше, чем он стоил.