В первый раз, несколько недель назад, мы убили на съёмки этой сцены часа полтора, во второй раз чуть больше, а сегодня режиссёр постановил, что, пока я не «сбегу», никто на ужин не пойдёт. И Макс хмыкнул не менее многозначительно, чем Вика.
Я выглядывала в окно и недоумевала. Ведь как-то же тогда сиганула в колодец. Настрой у меня в тот день подобающий имелся? А теперь куда подевалась привалившая решительность? Наверное, уже отвалившая. Что-то хотела доказать себе? И доказала. А сейчас разве не хочу? Пришлось вспомнить чувство, охватившее меня перед прыжком в колодец. И это помогло. Я повисла на верёвке, закрыв глаза, а через мгновение заставила себя отпустить её. Тихон поймал меня внизу, удариться даже не довелось, не то, что покалечиться. Я снова вспомнила прыжок в колодец. Тогда ведь и убиться могла. Накатило осмеление. Настолько, что мы сделали ещё пару дублей.
На ужин тогда вечером все попали. Правда, после него мы снимали ещё сцену битвы. Той самой, в которой Варьке необходимо было мечом махать. У неё неплохо получалось. Подруга до этого больше месяца тренировалась. В команде «киношников» имелись фехтовальщики, способные научить. Братья неплохо с мечами обращались. У солнечных ребят преподаванием этого мастерства Имя-на-И занимался. Я тоже тренировалась, но постоянно уверялась, что получается хуже, чем у Варьки. Виталик во время съёмок нередко останавливал процесс и поправлял меня. К Варьке у него претензий находилось меньше. Ко всем остальным участникам битвы – совсем мало. Это масштабная такая получалась драка с железками. Трое, Василиса, Никита и няня, против десятка людей зачинателя. Все мы стояли на утоптанном снегу в центре крепостного двора, а вокруг горели факелы. Красиво.
Однако красота красотой, а махать мечом – дело утомительное. Да и тяжёлый он, предмет этот металлический. Об этом я, разумеется, Виталику не говорила. Не любит он больные темы.
Тихон вставал на мою защиту, Виталик переставал придираться, и мы снимали дальше. Закончили поздно. Я не представляла, сколько времени показывали часы, и мечтала только о том, чтобы добраться до постели. Варька же заявила, что жутко голодная, и в кровать нужно идти через столовую, иначе она не уснёт. Меня стычка с людьми зачинателя тоже вымотала, не так-то просто выйти победительницей из битвы с превосходящими силами противника, даже если силы «киношные», но спать я хотела сильнее, чем есть. Так устала, что даже мысли о еде казались излишне утомительным делом.
Один из братьев, то ли Коля, то ли Митя (моя память, невзирая на все тренировки, отказывалась их различать, а ведь братья даже не являлись близнецами) взглянул на наручные часы и сказал:
– Время к полуночи. Столовая закрыта.
Это не означало, что измученные члены команды останутся голодными. Тётя Калиса пообещала, что не ляжет спать пока все бойцы, не важно, сражающиеся за освобождение, или за закрепощение Василисы, не закончат своё важное дело и не восстановят силы вкусной стряпнёй. Потому большая часть «киношников», чьи желудки вопили о помощи, сперва отправилась домой к старшей поварихе. Тётя Калиса жила в маленькой комнате на втором ярусе Северной стены, прямо над продуктовым складом. Не пошёл с остальными Виталик. Он намылился в красноярский туалет с ноутбуком подмышкой. Хотел перекинуть данные с камеры и заодно зарядить аппарат, если хоть одна розетка окажется свободной. Не пошёл к поварихе и Тихон. Он пообещал присоединиться к команде в столовой, то есть после того, как ключ обретёт статус «добытый», а пока намеревался проводить меня. Ну и я, ясное дело, не пошла. Потому что в принципе уже не хотела ходить. Хотела упасть и лежать, глядя в небо. Вот только лежать в зимней тайге – занятие недолгое и неполезное, несомненно, приводящее к трупному окоченению. Руководствуясь этой веской причиной, я решила сперва добрести до комнаты.
Тихон проводил меня до двери. В коридоре стояла тишина, и горело всего два фонаря, один в начале, другой в конце. Ну и правильно, всем спать уже пора, и большая часть обитателей Жилого корпуса этим и занимается. А фонари дежурные, маленькие огонёчки в стеклянно-металлической одёжке, они никому не мешали, лишь едва просачивали свой свет под двери.
Я остановилась и взялась за ручку двери.
– Ты точно не голодная? – спросил Тихон. – Может, тебе принести чего-нибудь?
– Нет. Я спать.
Он мазнул своими губами по моим, попрощался и отправился в столовую, я потянула дверь на себя, но тут услышала своё имя и замерла. Спина Тихона исчезла в полумраке, в том месте, где находилась лестница, а тот, кто окликнул меня, двигался с другой стороны. По коридору в мою сторону плыла фигура в чём-то светлом. Шаги слышались едва-едва, значит, плыла фигура без обуви, по всей видимости, в носках. И кому это среди ночи захотелось со мной поговорить?