На дворе стоял весенний майский день (по нашему летоисчеслению 4 мая 1051 год). Дорога перед четырьмя путниками лежала дальняя и опасная. Через Краков, Прагу, Регенсбург к самому Санлису (в 40 км от Парижа), где и коронуют Княжну на трон Французский.
- Явилась оборванка Китай-города! – скривилась от презрения Анна. – Даже не думай ко мне подходить! – предупредила, морщась от брезгливости будущая монархиня.
- Да и ладно... – усмехнулась Яника.
Сейчас Деву Рарог заботило другое. Она с утра не видела свою Ялицу, молодую кобылицу с норовом. Следом пропал и вожак стаи. Если придётся ехать на старой кляче, то проще идти пешком. По лицу Анны можно было догадаться, она ждать не станет.
- Будь неладна! – в сердцах топнула ногой по траве. – И где её носит?
- Мы тебя не будем ждать... – сообщила радостно Анна Ярославна и села в повозку.
Зуб свистнул батогом, тройка лошадей сорвалась с места. Алану было хоть разорвись. Руян поспевал за Княжной, но кляча Яники спотыкалась на каждом камне и никак не хотела скакать быстрее.
Когда выехали за пределы города, Анна приказала Костомыслу пустить в галоп коней, объясняя тем, что так можно скорее прибыть к своему будущему мужу, она прекрасно видела, что Яника не поспевает, а Воевода сейчас подневольный и выберет её, Анну.
- Да скачи! – махнула ему Девица Рарог. – Давай! Иди к своей обожательнице! Я как-нибудь сама справлюсь!
Он пытался несколько раз поговорить, но, эта ненормальная вывела его из себя, да и приказ Князя: стеречь Княжну, а не за поводья тащить старую клячу. Терпение было на исходе, Воевода пнул в бока Руяна, прокричав:
- Ну, погоди ты у меня! – обернулся в пол оборота. – Доберусь я до тебя! Ох, и пожалеешь о своём поведении! – пригрозил кулаком, а в ответ увидел, как Рарог показала ему язык.
Боярыня скатилась с крупа лошади, пнула её ладонью в бок.
- Иди! – толкнула ещё раз. – Отдохни на приволье, пока моя непослушная вернётся с прогулки. – встала повыше над холмом. - Йа! Йа! – как бы заикаясь, кричала. – ЙааААааа-лллии! Цца! – закончила звать, эхо повторило, донесло до ушей Алана, и тот усмехнулся, а потом последовал свист, напомнивший троекратное щебетание воробья.
- Воеводушка! – обратилась Анна к нему, обращая внимание на себя. – Как думаешь? Мой сарафан понравится моему мужу? – покрутилась на повозке, приталивая ткань к телу, показывая свои формы.
- Откуда мне знать? – даже не посмотрел на неё, улыбался мыслям о своей Деве, чей свист повторно донёсся издалека.
- А тебе нравится? Алан, посмотри на меня! О чём задумался? – спросила, возвращая его в реалии из мыслей о своей Янике.
Варяг странно посмотрел на Княжну. Да, союзны брови; уста, как спелые вишни; очи искрятся от желания; стан прекрасный, что может пробудить «аппетит». Вот только наелся он этого, не хочет никого, кроме той, что повторно зовёт к себе свою воспитанницу.
Анна Ярославна задумалась. Нужно действовать! А как? Идея сама посетила её. Красавица сделала вид, что неудачно оступилась, подвернула ногу и стала валиться с повозки. Алану пришлось помогать, чтобы не упала плашмя. Протянул руку, не дал упасть. Вязкие ручонки Княжны потянули его на себя и Воевода не нашёл другого способа спасти госпожу: высвободив ноги из стремян, повалился на солому в повозке, одновременно с Анной Ярославной.
- Да, что ж ты творишь?! – возмутился он в голос.
Кто-то пронёсся мимо на лошади быстрее ветра. Яника смогла дозваться. Ялица предстала перед ней, гонимая волком. Резвая кобылица так не признала сёдел и узды, Яника запрыгнула на круп, перед этим сбросив верхние крестьянские тряпки. Теперь неслась обгоняя звук, нагоняя своих попутчиков, то, что увидела в повозке, заставило её заскрипеть зубами и пронестись галопом мимо.
О месте первого привала она знала, потому направила свою кобылу к постоялому двору, не давая при этом никаких распоряжений для удобств невоспитанной девицы. Днём в заведении было тихо, задыхаясь от бешенной скачки, Дева Рарог вошла туда, заказала несколько кружек кваса.
Уселась злющая, как ночь в углу, стала ждать, когда ей принесут колбаски и квашенной капусты. Недалеко от её столика сидели четверо мужчин, по виду иностранцы. Переговаривались они громко, не таясь, что их могут подслушать (знали, что иностранную речь здесь вряд ли кто поймёт). Прислушалась и не пожалела! Беседовали они на французском, а говорили о Анне Ярославне.