Черт.
Черт. Черт. Черт.
— Убирайся! — Хината сильнее прижал ладони к ушам, не желая слышать больше ни звука, — Пошел прочь! Катись к черту! Исчезни!
Но последующий громкий смех не мог не услышать, отчего сердце сжалось слишком больно, а ногти впились в кожу головы чуть выше ушных раковин — невыносимо, невозможно, мучительно. Он хочет умереть.
Хочет, но не может.
Бесполезный. Бесполезный. Бесполезный. Бесполезный.
Как он может так жить? Почему он не может ответить? Дать отпор? Набраться смелости? Быть сильным? Почему это сжирает так изнутри? Почему хочется кричать, срывая связки? Почему? Почему? Почему?
Он устал. Он ничего не хочет, кроме того, чтобы исчезнуть. Или умереть. Тогда он точно больше не увидит того безумца. Тогда он точно больше никого не увидит. Никто не сможет его ломать, терзать и мучать. Никто. Он этого хочет.
Хочет. Хочет. Хочет.
Почему он чувствует цепи на своих запястьях? Отчего не может их скинуть? … И зачем хочет это сделать?
Или он не хочет?
Хочет?
А разве он…
— Хината! — голос Кагеямы внезапно прозвучал слишком громко, отчего Шое вздрогнул, — Хината, открой дверь. Все хорошо, слышишь?
Ничего не хорошо. Все пошло к черту, ко дну. Как такое можно назвать «хорошо»? Как?
Внутри все задрожало, а слезы новым потоком покатились с глаз — Хината сам не понимал, отчего и почему, однако не мог остановить себя. Он не верил в то, какие недавно были у него мысли, не верил, что по ту сторону не безумец, а Кагеяма.
Не верил.
Не мог.
Это наверняка уловка, чтобы он вышел из своего укрытия.
— Хината, это я, Кагеяма, — ложь, это ложь, это точно ложь, — Хината, открой дверь.
Нет, пошел к черту! Ты — не он!
— Хината, — Шое схватился руками за голову, больно впиваясь пальцами в волосы, — Хината.
Не говори так! Ты не Кагеяма! Ты не имеешь права говорить его голосом!
Он не верит. Он не попадется. Он не глуп. Не такой. Не верит. Ложь.
— Хината, — замолчи, замолчи, хватит! — Я люблю тебя.
И все внезапно разбилось на тысячи мелких осколков. Руки ослабли, падая на пол, а с глаз слетела пелена неразумности. Шое хрипло вздохнул и всхлипнул, теперь понимая.
Понимая.
Тело словно парализовало и обмякло, но ему как-то удалось поднять дрожащую руку и щелкнуть замком — и дверь тут же открылась, от чего на секунду внутри пронесся ужас, а затем его подняли, окуная в теплоту.
Последнее, что он видел — взволнованное лицо Тобио, и пару слезинок обожгло щеку. У него совершенно не было сил.
========== Глава XIII — Страшное начало ==========
Открыв глаза, Хината не сразу понял, что произошло — щека саднила, голова жутко болела, а внутри было настолько пусто, будто кто-то вычерпнул из него все эмоции. Оттого крик застрял где-то в горле неприятным комом, из-за чего пришлось слегка прокашляться — авось и поможет — и обессиленно сжимать руки в кулаки. Он помнил все, но при этом не хотел знать ничего. Страх очень крепко впился в душу, не желая покидать так скоро, даже несмотря на то, что сейчас он был…
… а, собственно, где?
Привстав на локтях, Шое обвел помещение взглядом, с удивлением обнаружив, что находится в школьном медпункте — без понятия, кто их вообще пустил — и горько вздохнул. Пальцы на руках еле подрагивали, а сердце слишком громко колотилось в груди, будто бы заранее готовилось пуститься в сумасшедший пляс при любой удобной возможности, и это сильно пугало. Хината почему-то чувствовал и с ужасом представлял, что к нему в любой момент может зайти тот безумец. Зайти, сделать больно, сломать, забрать и выкинуть. Чтобы снова найти.
Тело пробило дрожью, и Шое стиснул зубы, падая на бок и подтягивая ноги ближе к себе — ему страшно об этом думать, что уже говорить о том, если все это вдруг произойдет в реальности. Он много раз об этом размышлял, пытался убедить, успокоить, отогнать, но его расслабленность и вера в лучшее привела к… этому. Ему не следовало быть таким наивным, ему не следовало расслабляться. Ему следовало быть начеку.
Черт.
Черт. Черт. Черт.
Почему нельзя все послать к черту?
Слезы подступили к глазам, но Хината только шумно сглотнул, сильнее сжимаясь калачиком. Он не мог поверить в то, что был настолько слабым — в тот миг время для него стало бесконечно-мгновенным. Он не мог дождаться, когда вся эта мука кончится и, вместе с тем, не смог проследить, как быстро все исчезло. Или это ему только так кажется? Он настолько был напуган, что потерял в этот миг самое важное — себя. Так сильно, что не сразу понял, когда все слишком внезапно прекратилось, а вместо страшного стука по двери прозвучал голос Кагеямы.
Он был настолько необычен и настолько сладок, что разум не мог адекватно воспринимать реальность — он был уверен, что это была одна из уловок того безумца. Потому что невозможно, чтобы Кагеяма так скоро его нашел… или?
… ему стыдно. Он потерялся в своем ужасе, дал себя поглотить ему и поверил сумасшедшему внутреннему разуму: «Это не Кагеяма!». Помнит, как всеми фибриллами души отрицал этот факт, веря только в то, что безумец ломится к нему. Веря и рыдая от безвыходности, ужаса, отвращения, обиды и отчаянья.
Помнит.
Хочет все забыть.
И исчезнуть.
Кагеяма…
… словно по щелчку пальцев, дверь вдруг открылась, отчего Хината дернулся — сердце забилось быстрее в несколько раз, а душа внутри заметалась от нахлынувшего внутри страха. Однако как только он узнал в человеке Тобио, тут же вздохнул и прижал сжатые в кулаки ладони к утихающему сердцу, истерично всхлипнув. Он точно сходит с ума от своего страха.
— Как ты? — мягко спросил Кагеяма, отчего на душе сразу полегчало еще в несколько раз, и Хината наконец расслабил руки, слегка вздрагивая, когда ногти перестали впиваться в собственную кожу ладоней, — Шое.
Но Хината лишь аккуратно привстал, неотрывно смотря Кагеяме в глаза —хотелось заплакать и кинуться в объятия, но он держался, еле сдерживая слезы. Неужели Кагеяма вправду перед ним?
Неужели здесь?
… с ним?
— То… био, — прохрипел он, отчего горло засаднило, а пару капель слез все же сорвались с глаз.
И Кагеяма тут же сорвался с места, в ту же секунду прижав Шое к себе и уткнувшись носом в нелепую рыжую шевелюру — и время в этот миг, кажись, остановилось. Сердце в сердце, дрожь в дрожь, вздох в вздох. Они будто стали одним целым, являясь двумя разными существами. Страх, боль, слезы, горечь — все стало вмиг таким неважным, ненужным, незначительным, что даже мысли полностью опустели. Казалось, нет вокруг ничего. Было важно чувствовать друг друга в этот момент.
И без этого мир бы разбился.
По крайней мере, так сейчас казалось Хинате.
— Не оставляй меня, — совсем тихо выдавил он, прижимаясь к жаркому телу как можно ближе — почему-то казалось, что в помещении стало очень холодно, — Не оставляй.
Кагеяма отпрянул, чтобы взглянуть Шое в глаза — даже душа внутри сжалась — и, сжав ладонями его щеки, так же тихо, почти неслышно прошептал:
— Никогда. Обещаю.
Поцелуй пришелся в край губ, и Хината судорожно выдохнул, потянувшись вперед — за следующим. Губы были непривычно сухими, отчего царапали кожу щек, но не заставляли использовать язык — одни лишь губы: сухие, немного шершавые, но теплые и необычайно нежные. И это было в разы приятней.
Он ощущал себя… защищенно? Уверенно?…
… Сердечно?…
Слеза, будто назло, скользнула по щеке, заставляя прижаться еще ближе — Хината хотел показать, как ему было больно, страшно, плохо, одиноко без него, и насколько сейчас его душа, тело и сердце в блаженстве рвется от того, что они вместе. Он действительно хотел поделиться этим. Разделить. Дать в это мгновение увидеть себя.
И столь сухой поцелуй был именно этим решением и выходом, которой бы соединил не только их чувства.
— Тобио, — еле слышно выдохнул Хината в губы, слегка приоткрыв глаза и желая быть еще ближе, — Тобио.