Хотя бесполезно.
Тобио…
И тут безумец его отпускает, падая куда-то вбок. Он бы тоже полетел следом, если бы не руки, подхватившие за талию. Хината уже не понимал, что происходит.
Последнее, что он видел — расплывчатый силуэт Кагеямы. А затем попросту отключился.
Он не в силах больше быть в сознании.
Комментарий к Глава XVI — Лицом к лицу
Прошу прощение за такие короткие главы. Сессия в самом разгаре, а продолжение никто не отменял.
Спасибо, что вы со мной. )
========== Глава XVI-I. То, что думает он ==========
Он никогда прежде не видел столь замечательного человека — Хината буквально солнышком светился, грея сердце своим сиянием. Хотелось забрать его себе, спрятать, никогда не отпускать и не позволять никому смотреть, и разве столь простое желание настолько велико? Настолько невыполнимо? Настолько абсурдно? Он в жизни не желал чего-то сверхъестественного, постоянно слушаясь опекуна и не зная, для чего вообще существует, и найдя наконец (!) себе жизненную цель, не может никак ее достичь.
В его жизни постоянно присутствует надоедливая частица «не»: не обижай, не говори, не плачь, не смейся, не двигайся, не трогай, не сопротивляйся — и у него не было причин не слушать. Зачем? Попросту не видел смысла. По крайней мере, хуже во всяком случае стать ничего не могло. И как только появился Шое — его персональное солнце в этой нескончаемой тьме — понял, насколько сильно ему его не хватало. Понял и делал все, чтобы быть понятым.
И как только он перестал видеть грань между допустимым и недозволенным, дорога назад была закрыта. Правда, ложь, миф, быль — какая разница? Разве это может что-то решить? Разве слова способны донести до человека чувства? Сколько бы он не пробовал — зря, все зря. А поэтому в один момент он увидел путь к цели, и сразу же помчался по нему. Если не слова, то действия, верно?
Но отчего-то и они не помогали — Шое начал убегать еще сильнее, и с каждым разом становилось все хуже. Злость закипала в крови — хотелось закричать, схватить за шкирки и вбить свои чувства силой, но как бы он не старался — Хината постоянно ускользал, сопротивлялся, убегал.
А потом появился так называемый «любимый человек». Это заставило зародиться чувствам ненависти и ярости, отчего трясло всякий раз, как только он думал об этом. Всякий раз выворачивало, как только он вспоминал это, но он верил, что это такой способ испытания его любви на прочность. Нуэ знал, что Шое просто сам не понимает, насколько сильны его ответные чувства и неосознанно совершает глупости.
Тот большой парень лишь очередная проверка. Скоро все наладится, и они будут счастливы, не зря же он так усердно стягивал кровать в подвал? Это заняло целых два дня. Будь его воля, то он провел бы это время с солнечным Хинатой, что запутался в своих чувствах.
И как бы Нуэ не старался открыть его сердце для себя, никак не мог!
Как можно быть настолько упрямым? Как можно игнорировать эту прекрасную любовь между их сердцами? Сколько бы он не намекал, не принуждал и не пытался показать — тщетно, и это привело к более агрессивным мерам, требующим точный и очень действенный план, по окончанию которого Хината бы точно стал его.
Но отчего-то тот еще больше прилип к тому мерзкому парню. И как бы Нуэ не пытался убедить себя, что его любимый делает это специально, назло, все равно злился. Одна только мысль об этом приводила в ярость — хотелось в один момент убить, чтобы больше не было всей этой ерунды, а в другой — связать и хорошенько избить, оставляя на столь мягкой и желанной коже прекрасные следы его увечий.
Если бы он знал, что это побудит в нем желание, то старался бы сильнее. Оставил бы больше ссадин и синяков, пустил бы такую манящую кровь — Нуэ уверен, что это возбудит его настолько, что он потеряет контроль и точно сорвется — и, черт подери, его милое-милое солнце никак не может понять, как много значит и чем должен пожертвовать.
А только шея чего стоила — Шое даже не осознает, насколько очаровательно смотрится отпечаток от его руки на ней. Словно бабочка с потрепанными крыльями, которая всей сущностью хочет взлететь, но способна лишь бессмысленно гонять ветер и смотреть на остальных с земли. Нуэ хотел не только потрепать, он хотел их отрезать.
Так же, как и хочет самого Хинату. И это желание растет с каждым днем. Хочет до безумия эту маленькую… нет, все-таки Шое больше похож на канарейку, чем на слишком хрупкую для этой отвратительной жизни бабочку. Канарейку, которая думает, что у нее нет хозяина. Поправимое и очень глупое заблуждение — Нуэ столько раз пытался доказать это, что сбился со счета.
Хотя в один момент, он уверен, шло все хорошо — несмотря на страх, Шое бы скоро оказался в клетке, но…
… все пошло крахом!
Из-за чертового «любимого человека»!
Хината перестал сильно бояться, прятаться и постоянно убегать — он был за спиной того парня, цеплялся за него и вел себя неприемлемо. Наказать, проучить, изолировать и закрыть в клетке — даже этого Шое был недостоин! Для него это слишком милосердно и по-детски. Наказание должно быть более жестоким, достойным и болезненным — и он решил, что обязательно воплотит все мысли в жизнь. Абсолютно любым путем.
А когда он начал игру — открыл для себя больше: ему это нравится настолько, что забыл про все. Были только крики, напуганные глаза, азарт и жажда… он в этом потерял себя, отдаваясь полностью этой безумной игре. И собственные мысли и умозаключения только лишь подливали масла в огонь.
Шое словно самая последняя шлюха, которая цепляется ко всем, кто сильнее — Нуэ хочет его наказать за это, проучить, показать и дать понять, что вести себя так можно только с ним, и не с кем другим.
Злость накатывала с каждым часом — в его квартире уже давно не оставалось целых вещей, хотя он всю жизнь любит порядок. Нуэ был готов на все.
Хината должен быть только его.
А если нет — то ничьим.
========== Глава XVII — Вороны Карасуно ==========
Хината что-то видел впереди: то ли тусклый свет ламп, то ли свечение фонарика, то ли мерцающий и угасающий огонек, и, не в силах открыть глаза шире, так и не смог понять, пусто наблюдая из-под густых ресниц. На тело накатывалась беспощадная усталость — хорошо бы погрузиться в темноту еще раз, позволив себе забыться, пусть даже и на пару мгновений. Хотелось неимоверно сильно и до исступления упасть в небытие, однако боль, пронзившая словно электрический разряд, внезапно отрезвила, заставив открыть рот в беззвучном крике. Черт.
Черт. Черт. Черт.
Перед газами замелькали последние события — Кагеяма, Дайчи, окно, нож, телефон и… а что было потом? Сильная пульсация в висках перебивала все мысли, блокировала воспоминания и заглушала все окружающие звуки — вот-вот, и его голова точно взорвется. Желудок крутило, а к горлу подкатывала отвратительная тошнота, из-за чего показалось, что мир вокруг начал кружиться — Шое точно стукнулся затылком обо что-то твердое, причем не просто «стукнулся», а очень-при-очень сильно приложился, наверняка заработав себе мелкое сотрясение.
Хотелось попросту отключиться от мира. Слишком сложно было держать в сознании, думать и… где он?
Вопрос, промелькнувший в мыслях, заставил замереть. Сердце забилось в ускоренном ритме, а ладони мгновенно вспотели от нервов и волнения; даже дышать стало сложно, что уж тут говорить об остальном. Глаза наконец-таки открылись, и он увидел темную стену перед собой, а возле нее — лежащий телефон, засветившийся от нового уведомления.
И понял, что находится все там же: в кабинете, трусливо забившись под кровать. Но если он тут, то где… Кагеяма? Дайчи?
Внутри все свернулось от страха.
Они же были тут. С ним. Пытались защитить и не бросали до последнего, отстаивая его гордость, честь, свободу. Друзья ведь так и поступают, верно? Освобождают от цепей крылья, снимают с плеч огромные валуны и помогают взлететь. Они рисковали, спасая его от собственных страхов и оказавшись в этом всем из-за него и его неспособности отказать нормально. Повернуть бы время вспять — и он бы не допустил таких ошибок.