Оказалось, что Нуэ, которого положили в больницу, вовсе нету в базе данных — как бы его не искали, ничего не могли найти: тот просто-напросто не делал паспорта, из-за чего были неизвестны ни его фамилия, ни место прописки, ни дата рождения. Совершенно ничего.
Человек из ниоткуда, — иронично усмехнулся Хината.
Благо, додумались приставить к палате пару охранников, из-за чего Шое, успокоившись, перестал думать о возможной мести. Или что еще можно ожидать от сумасшедшего парня?
Потом их заставили снять побои — и в семь утра они сидели под кабинетом врача в больнице. И обратно в отделение полиции.
Туда-сюда. Туда-сюда.
Жуть.
Ступая босыми ногами по полу собственного дома, Хината не верил, что наконец может отдохнуть. Хотя сегодня к обеду им вновь сказали приехать, предварительно освободив от занятий в школе и дав возможность немного выспаться, но это не было таким страшным. Плохо, если бы их оставили сидеть под ненавистными кабинетами, не позволив вернуться домой.
— Примите душ и ложитесь спать, — тихо и очень устало проговорила мать, печально бросив взгляд на Шое, — Я вас разбужу ближе часу.
Кивнув, не сумев больше ничего сказать, Хината опустил голову и со скоростью раненой улитки направился в сторону душа, пытаясь придумать нужные слова, чтобы вскоре поговорить с мамой.
Он должен был с ней поделиться своими проблемами. Должен был рассказать. Она не должна была узнать таким способом обо всем. Черт.
Идиот. Какой же он идиот.
Тобио, наконец решивший скинуть обувь, лишь благодарно кивнул.
И почему случилось именно так? Неужели нельзя было разрешить все тихо, спокойно и никого не тревожа? Например, любыми способами попросить и убедить Нуэ оставить Хинату в покое, — а развернувшаяся ситуация, о которой все в школе наверняка узнают, затронула даже тех, кто об этом ни сном, ни духом.
Как теперь Шое поступить? Что для всех говорить? Он не настолько умен для этого, умея лишь болтать о волейболе и обо всем с ним связанном. Придумывать речь не было вариантом, а пустить на самотек — тем более.
Или все же…?
— Хината, — позвал его Тобио, из-за чего пришлось резко остановиться и слегка пошатнуться от вдруг одолевшего головокружения.
Не успел он открыть рот, чтобы спросить все ли в порядке, как его тут же заключили в крепкие объятия, не давая возможности двинуться с места. Руки Кагеямы теплые, большие, приятные — чувствовались на спине, и сердце забилось вдвое сильнее. Шое прижался в ответ, утыкаясь носом в горячую грудь и стараясь оставить весь мир позади.
Мягкие и приятные объятия, чувство удовольствия пьянили, одурманивали и выбивали из реальности. Они уставшие, побитые, замученные, сонные и совершенно обессиленные заслужили этого момента, которого так долго ждали.
По крайней мере, так казалось сейчас.
________________________________
Прошу не ругайте за то, что я решила не избивать Нуэ (мне его жаль). Пожалуй, следующая глава прольет свет на некоторые моменты и будет, к сожалению, последней для этого фанфика. Жду вашего мнения — мне очень важно его знать.
Спасибо, что читаете.
========== Глава XVIX — Раскованная свобода ==========
Комментарий к Глава XVIX — Раскованная свобода
Ошибок наверняка много. Пока не кидайте тапки — завтра все исправлю, ибо выложить хочется уже сейчас.
___________________
Просыпаться в одиночестве, лениво потягиваться и собираться в школу было чем-то необычным, непривычным и слегка в диковинку. Хината будто попал в сказку, в которой все шло гладко, ровно и хорошо — и все бы устраивало, если бы не постоянное раздражение, настороженность и рефлекторное осматривание местности в поисках возможной угрозы. Сколько и мать, и полицейские не убеждали, что Нуэ больше не тронет, никак не мог отделаться от паранойи.
Никто не говорил, что поправить психику после всего случившегося станет сложным, но Шое честно старался быть таким, как раньше: постоянно улыбался, тренировался, игнорировал все косые взгляды и проводил много времени с Кагеямой, однако внутри душа скреблась как сумасшедшая, сердце ныло и разрывалось от боли, а тело постоянно быстро теряло силы, из-за чего уставал он значительно раньше остальных.
Сколько бы не говорили, что Нуэ, переведенный из обычной больницы в психиатрическую, остался в прошлом, все равно не чувствовал себя свободным. Цепь сняли, а тяжелый ошейник и оковы — забыли. Как долго это чувство будет преследовать его? Как долго этот огромный валун памяти будет давить на плечи? Все позади, а ощущение, будто ничего не изменилось.
Не зря последнюю неделю кошмары заставляют подхватываться посреди ночи, судорожно комкать в пальцах одеяло, бросать взгляды на окно с чертовой нацарапанной надписью и пытаться достучаться до сердца, что все в порядке. Заснуть, как правило, больше не мог, да и не хотелось.
Тобио, постоянно интересуясь все ли хорошо, чересчур опекал — провожал до дома, подкармливал на перерывах, следил за тем, чтобы он не перетруждался и вообще — вел себя как парень. Его парень. Хината радовался такому вниманию, смеялся, по-прежнему соревновался и тренировал «быструю атаку», однако до дрожи боялся лишиться всего этого в один миг.
Ведь… нет нужды притворяться парой.
Почувствовать счастье мешает лишь свора собственных и глупых предрассудков.
Им рассказали историю Нуэ, и жутко стало в разы: тот вырос с опекуном, который постоянно держал его взаперти, ненавидел людей и наказывал даже за самую мелочь. Родителей, как таковых, не было вовсе — мать и отца убили воры, решившие сорвать куш в канун Рождества, а свидетелем преступления стал именно Нуэ, спрятавшийся от страха в шкафу. Наверняка именно это послужило первым сдвигом в психике.
Вторым, решающим, был сам опекун — жестокий, высокомерный и тоже не совсем здоровый. Со слов, тот не признавал ни одну живую душу, и умер, упав с деревянной лестницы и переломавшись пополам.
Скоту скотская смерть. Шое представить не мог, как вообще можно жить в таких условиях, — и пугало совсем не трагичная история, а то, что Нуэ, увидев переломавшегося опекуна, не поспешил помочь — добил, смотал и бросил гнить под доски в подвале.
И зачем ему вообще полицейский все это рассказал? Для чего? Оправдать? Осудить? Прояснить?
… добить?
Кошмары мучали и так слишком часто, а после сей истории — преследовали вовсе.
Вдруг Нуэ сбежит и придет к нему? Вдруг месть станет для него смыслом существования? Вдруг его вера окажется выше всех вокруг? Вдруг… он сможет сделать что-то хуже?
Канарейка. Любовь. Присвоение.
Ворон, — вмиг пронеслось в голове голосом Танаки, — Он ворон, а не чертова канарейка. Все это было и останется в прошлом. Не пора ли идти дальше?
Скинув на пол жаркое одеяло, резко встал с кровати, отчего голова сразу же закружилась, и пришлось немного постоять, чтобы прийти в себя. Все давно позади. Рядом с ним мама, сестра, любимая команда и Кагеяма — и в будущем прошлое плохое не должно затрагивать сердце и силком тащить назад. Он силен, когда окружен товарищами — да, но должен и научиться не отпускать это чувство смелости, когда остается в одиночестве.
Но почему-то не может.
Как и всегда.
Черт.
Освежающий душ как никогда должен помочь прийти в себя после кошмарной ночи, поэтому, быстро дойдя в ванную комнату и заперев за собой по странной привычке дверь, скинул с себя влажную от пота пижаму и встал под прохладную воду. Плечи непроизвольно вздрогнули, а кожа покрылась мурашками сразу же, но это не заставило сделать душ более теплым, — не просто нужно, а необходимо прийти в себя до того, как начнутся уроки в школе.
Синяки некрасиво желтели, а корочка от некоторых ссадин в некоторых местах начинала слезать и неприятно цеплялась за одежду, отчего желание содрать ее ногтем росло с каждым днем все больше. Совсем скоро на его коже вовсе не останется напоминаний о тех ужасных днях, когда Нуэ имел ненормальную свободу действий, но память не сотрешь. Можно избегать этих воспоминаний, а можно игнорировать — однако кто сказал, что это будет просто?