Стыдно. Трепетно. Волнительно.
Вздохнув, невольно замер, когда почувствовал горячую руку на своей щеке, заставившую поднять голову вверх. Тобио смотрел на него нежно, без капли сомнения и даже как-то… возбужденно?
Что?
Нет, нет, нет. Наверное, кажется.
Да, точно. Из-за этой треклятой работы последние месяцы они виделись только в школе, где, закрываясь в каком-нибудь кабинете или кабинке, отдавались поцелуям — но и это было давно. В последнее время единственное, на что хватало сил — крепкие объятия, короткий поцелуй в висок или уголок губ и безмолвная поддержка.
Тобио тоже где-то подрабатывал.
А когда горячие губы накрыли его, а вторая рука легла на талию, притягивая к себе ближе, не смог сдержать стона, из-за которого тут же смутился, краснея еще ярче и гуще. Кагеяма, прижавшись до невозможности близко, провел языком по его нижней губе, словно вспоминая вкус, а затем впился глубоким поцелуем прямо в рот, отчего подкосились даже ноги.
И не успел Хината ответить, как все внезапно прекратилось, отчего мелкий холодок прошелся по разгоряченной от нарастающего возбуждения коже. Стыдливо уткнувшись носом в плечо Тобио, пытался хоть как-то спрятаться от всего вокруг.
И, в первую очередь, от своих смущающих мыслей.
— Нужно еще сделать омлет, — почти на ухо прошептал Кагеяма, слегка усмехаясь, от чего у Шое покраснели даже уши.
Чертов омлет.
Чертовы мысли.
И когда наступит этот чертов Новый год?
…Одиннадцать часов…
Они сидели рядом, касаясь руками, плечами, ногами — бок о бок. И, на удивление, Хината не чувствовал себя от того неловко, а наоборот — даже пытался притиснуться еще ближе, борясь с желанием положить голову на широкую грудь. Телевизор, по которому шла какая-то ненужная и неинтересная ерунда, наводил только лишь тоску.
Запеченные ножки, так долго стоявшие на столе, уже наверняка остыли и теперь их придется в скором времени разогревать, и давно бы уже это сделал, если бы Кагеяма не сидел так близко. Хината даже с удивлением думал: как ему удалось пережить этот мучительно долгий час? Время будто на зло тянулось со скоростью раненой улитки, играло на потрепанных нервах и мучило итак истерзанный разум. Только сердце сохраняло спокойствие.
Рука, которую Тобио положил ему на плечи, приятно согревала, вселяя умиротворение и защищенность. Даже если бы за переделами дома царила целая катастрофа, то ни за то бы не двинулся с места первым — слишком… за пределами возможностей. Шое понимал, насколько сейчас мысли фантастичны и близки к мистике, но на данный момент действительно считал так.
Грудь поднималась и опускалась — внутри разливалась тепло, и Хината закрыл глаза, вслушиваясь чужое сердцебиение, убаюкивающие и расслабляющее. Спать сейчас совершенно недопустимо. Усни сейчас, и потом не проснется вовсе, а проспать Новый Год не хотелось.
… теплая ладонь легла на щеку, а голос негромко прозвучал у самого уха, заставив мурашки пробежаться по всему телу:
— Не засыпай.
Прижавшись щекой к широкой груди еще ближе, Шое тяжело вздохнул, осознавая всю сложность данного запрета. Сил говорит не было, а посему, тихо промычав что-то непонятное в ответ, убеждал себя, что спать вовсе не собирается. Так, слегка отдохнет.
И почему такая сонливость одолела, стоило только прикрыть глаза?
— Хината, — недовольно проворчал Тобио.
И не успела ни одна мысль родиться в голове, как теплая ладонь на его плече двинулась по руке вниз, отчего тело непроизвольно задрожало. Рвано выдохнув, Шое, замерев, томно ожидал продолжения и не смел сказать и слова.
Кагеяма аккуратно обвел пальцами его локоть и, медленно скользнув на бедро, тут же забрался под майку. До этого спокойное сердце забилось часто, будто сошло с ума, а сонливость словно испарилась в воздухе. Ладонь приятно легла на талию, и колени дрогнули от прошедшего по коже удовольствия.
Хината не заметил, как сжимает своими пальцами тонкую кофту под собой, напрягая все мышцы, будто готовился к безумному прыжку. Не заметил, как уже утыкался носом в теплую, почти горячую шею, а не грудь. Не заметил, как в голове само собой начали строиться картинки всех возможных последующих событий. И очень громко выдохнул, прижимаясь ближе.
— Шое, — собственное имя из уст Кагеямы прозвучало слишком неожиданно, но не заставило дернуться, а совершенно наоборот — с нарастающим возбуждением провести ладонью по его груди, скользя выше, чтобы очертить выпирающие ключицы.
Тобио, пальцами вычерчивал узоры на коже, зарывался носом в непослушные волосы и тяжело дышал, обжигая горячим дыханием. И когда его вторая рука легла на другой бок, то Шое даже пискнуть не успел, как оказался восседать в бесстыдной позе на чужих коленях, упираясь ладонями в широкие плечи.
— Каге… — его заткнули легким, почти невесомым поцелуем, отчего пальцы, намертво вцепившиеся в футболку, побелели и задрожали. Кагеяма прижимал к себе его за бедра, практически из-под ресниц наблюдая за всем происходящим — и неудивительно: Шое, вмиг одоленный возбуждением, тоже ничем не отличался, видя перед собой всё словно сквозь густой туман.
Звуки телевизора доносились до ушей как-то отдаленно, будто сквозь наглухо закрытую дверь, а кожа обрела невозможную для осознания чувствительность. Каждое касание, каждый выдох, каждые мурашки пробивали до костей, и Хината извивался в его руках как змея.
Руки, казалось, были везде: то на спине, то на пояснице, то ласково гладили живот, то игриво обводили ореолы сосков, от чего даже дыхание терялось внутри легких, а сердце трепетало от всех испытываемых ощущений. Казалось бы, мелочь: его даже не касаются там, а тело уже разгорячилось.
Поддаваясь навстречу каждому касанию, Хината вовсе забыл про весь мир, пока шепот не обжог ухо:
— Шампанское.
Шампанское? — мысленно вторил Шое, не совсем понимания, что имелось ввиду.
… и звук разбивающейся бутылки прояснил ситуацию.
Черт.
… десять минут до Нового Года…
— Говорил же поставить в центр стола, — спешно закрывая за собой дверей и одновременно пытаясь стянуть с себя обувь и верхнюю одежду, проворчал Кагеяма, недовольный тем фактом, что пришлось бежать в магазин. И вернуться, к тому же, с пустыми руками.
Шое, нетерпеливо ждавший у самого входа, переминался с ноги на ногу, стыдливо смотря в пол — угораздило же разбить шампанское, добродушно купленное матерью еще неделю назад. И ладно, если бы они были совершеннолетними, так нет! Праздник теперь будет проходить с «Кока-Колой» и едой.
Тобио, наконец повесив куртку на вешалку, тяжело вздохнул, медленно пошагав в гостиную. Ожидая, что сейчас он пройдет мимо него, Хината еще сильней сжался, подавляя слезы, однако рука, коснувшаяся его спины, заставила вздрогнуть и удивленно распахнул глаза.
— Все в порядке, придурок-Хината, — беззлобно улыбнулся Кагеяма, притягивая к себе, — Пьяны сегодня мы будем от другого.
Вопросительно подняв бровь, Шое слегка отстранился, чтобы заглянуть в глаза напротив, и недоуменно спросил:
— От другого? У тебя есть что-то другое?
Тобио неловко отвел взгляд.
— Припасено в кармане.
И если бы Хината вдруг не начал его ощупывать, в надежде найти «нечто другое», то ошибочно считал бы себя наконец-таки понятым.
— У тебя ничего нет, Дургеяма! — недовольно проворчал Шое, и изумленно выдохнул, как только его запястья перехвалила широкая ладонь Кагеямы и аккуратно завела за спину, заставив пошатнуться.
Тобио приблизился за считанные мгновения, и поцеловал — сухо, коротко и несколько яростно, вжимаясь губами в его губы. Тело пробила дрожь, а сердце волнительно застучало о ребра, отчего ноги подкосились и затряслись, отказываясь держать на весу.
Хотелось вцепиться пальцами в плечи, но от невозможности сего действия оставалось только лишь жалобно промычать.
И сработало.
Кагеяма слегка отстранился, отпустил его запястья и, обвив талию руками, прижал к себе, не давая упасть.