Учеников его поблизости не было. Лишь один из них, тот, что позднее написал красивое пророчество о конце времен, стоял среди праздных зрителей. Он и женщина, которой воскресший учитель явился в первую очередь. Сама же Танита находилась позади них. Ее служба среди людей только начиналась…
– Это было не совсем так, – осторожно возразила Кроткая.
– Ну да, – охотно согласилась Танита, – его убили не тем способом, какой указан в ваших пророческих сказках, которыми вы кормите трусливых и жадных человеков.
– Люди вовсе не такие… – попыталась возразить Кроткая, но Танита не слышала ее.
– И когда у вас ничего не вышло, Вечный Враг решил послать к человекам тебя, истинную Дочь Свою. Только знаешь, прежний посланец мне нравился больше. У него не было твоего знания, в нем непрерывно боролись сомнения и вера. Вера победила, и он умер, обманутый Тем, в Кого верил. Он жизнью своей заплатил за веру, ты же просто знаешь, что должно случится, у тебя нет сомнений, но и нет веры, лишь твердо заученная роль в спектакле, поставленном не тобой. А человеки все равно отвернутся от тебя.
Кроткая молчала.
– А теперь заяви мне, что я не права, что ты, как и предшественник твой способна испытывать голод, настоящую боль, муки сомнений? Ты, заводная игрушка своего отца, попробуй ответить мне, как тот, что пришел до тебя, ответил Лилит. Ну скажи мне: отойди от меня, сатана. Скажи, и, быть может, тебе удастся прогнать меня.
– Зачем мне гнать тебя, Адский свет? – возразила Кроткая. – Ты устанешь дразнить меня и уйдешь сама.
– Я-то уйду, – опять согласилась Светоносная, – а ты? Будешь сидеть здесь еще сорок дней или помчишься совращать человеков?
Выпалив все это на одном дыхании, Танита и впрямь почувствовала острое желание прекратить пустую дискуссию. Пусть себе торчит здесь, сколько ей угодно, погруженная в мировую скорбь. Разве я нянька ей?!
– Люди вовсе не таковы, какими видишь их ты, погруженная во Тьму, – наконец выговорила Кроткая.
– Человеки трусливы и жадны, – твердо повторила Танита, – и ты пользуешься этим, то соблазняя их блаженством Царствия Небесного, то пугая муками ада. Если б они были чисты и бескорыстны, то безо всяких приманок и угроз последовали бы за тобой. А так кого собрала ты? Жалкую кучку тех, кто не успел заключить договор с нами. Да и они скоро все отрекутся от тебя.
– Там, – она указала рукой в пространство позади себя, – по городу бродят человеки, жаждущие прекратить твое земное существование. Если ты хочешь помочь им в этом, уходи. Я не держу тебя.
Кроткая осторожно шагнула мимо Таниты.
– Ну, смелей, – подбодрила ее та. – Это совсем не страшно.
– Здесь – стена, – глухо проговорила Кроткая. – Темная стена…
– Стена в тебе самой, Теодора-Мария. Ты воздвигла ее в себе, когда вообразила, что существуют Свет и Тьма, и жаловаться тебе не на кого.
– Разве это не так?
– Может быть, ты скажешь мне, чем ты отличаешься от нас?
– Я не соблазняю людей, не увожу их с истинного пути.
– Но чтобы наставить на путь, который ты полагаешь истинным, ты пересказываешь им старые надоевшие сказки. Мы же работаем честно: услуга за услугу.
– И ты будешь утверждать, что ада нет?
– Отчего же ? – Танита зло прищурилась. – Есть. И ты уже находишься в нем. Это твой персональный ад, и построила его ты сама.
Она отступила к самой границе круга.
– Я ухожу. Попробуй пройти моим путем.
Ответа Кроткой Танита не услышала.
Выйдя за пределы круга, Танита не могла не признаться себе, что недовольно произошедшим словесным поединком. Ее противница, хоть и казалась слегка растерянной, но на деле не отступила ни на шаг. Реплики же самой Таниты свидетельствовали не столько о ее уверенности, сколько о раздражении. Но было и кое-что похуже: иногда она испытывала нечто вроде сочувствия к Дочери Врага.
Перед телефоном-автоматом Танита остановилась. Справочник, висевший внутри будки был наполовину растрепан, но нужный номер она нашла без труда.
– Алло, – тут отозвался в трубке слегка настороженный, но в общем приятный мужской голос.
– Доброе утро, мистер Саймон, мне нужно поговорить с вами, – вежливо произнесла Танита.
– Вы из какой газеты? – голос стал еще более тревожным.
– Это не важно, мистер Саймон. Я лишь хотела предупредить вас о том, что обвинение против мисс Лэндлем обязательно заденет близких ей людей. Следовательно, вы и ваши друзья в опасности. И эта опасность появится вовсе необязательно в полицейском мундире. Вы понимаете меня?