— Тебе нравится то, что ты видишь? — спросила она, вспоминая первый раз, когда привела его сюда. Он бросил единственный взгляд на особняк в стиле королевы Анны — на асимметричные башни, готические камни и стеклоизделия, узкие окна с опасно заостренными рельефными карнизами и крутыми крышами, окрашенными в зловещий черный цвет — и скривился.
— Да.
Она сделала вывод, что односложные ответы просто выводят ее из себя.
Наконец, он толкнул двойные двери и вошел. Охватил взглядом просторное фойе, черные стены, темно-красный ковер, отполированную до идеального блеска антикварную мебель, и нахмурился.
— Я знаю планировку этого места. Тридцать спален, в основном наверху. Двадцать богато украшенных каминов, несколько комнат с паркетными полами, несколько — с красным песчаником, парадный зал, тронный зал и две обеденные комнаты. Но я не видел ничего, кроме этой комнаты, твой спальни и заднего двора. Как такое возможно?
Отличный вопрос.
— Может… может быть, когда мы менялись воспоминаниями все те разы, некоторые мои остались.
— Может быть. — Он безучастно посмотрел на нее. — Что-нибудь помнишь обо мне?
Ну да. По большей части она помнила побои, которым он подвергался в некоторых психиатрических клиниках. Ей хотелось наказать обидчиков. Еще она помнила о пережитой им обособленности в приемных семьях, где родители его боялись, но были готовы взять на себя «опеку» за ту сумму, которую за него платили. Не говоря уже о негативном отношении сверстников, для которых он был «другим», слишком странным.
Поэтому она не могла сейчас обходить его стороной. Не могла отвергнуть, неважно, каким далеким и непохожим на себя он был.
— Так как? — поторопил он.
— Да, я помню. — Но она не сказала, что именно. — Ты помнишь обо мне что-то необычное? Кроме этого дома?
— Нет.
— Жаль. — Память могла бы вызвать его сочувствие. А сочувствие еще тысячу других эмоций, одно из которых напомнило бы ему, как безумно сильно он ее любил. А может, так было к лучшему.
Было несколько моментов, которыми она не хотела делиться с ним.
— Подожди, — сказал он и зажмурился. — Я кое-что припоминаю.
Она не была уверена, что испытала в большей степени — надежду или страх.
— Да?
— Когда ты впервые приехала в Кроссроудс, влекомая сверхъестественной взрывной волной, которую мы с Мэри Энн нечаянно создали, ты увидела меня издали и подумала «я должна убить его». — Ой. Вот видите? Один из тех моментов.
— Во-первых, я говорила тебе об этом. А во-вторых, вырванная из контекста мысль звучит хуже, чем есть на самом деле.
— Ты хочешь сказать, желание убить меня в другом контексте может быть отличной идеей?
Она заскрежетала зубами.
— Нет, но ты забываешь, насколько странным было для нас твое притяжение. Мы не знали, зачем ты призвал нас, что планировал или был ли на стороне наших врагов. Мы…
— Враги.
— Что?
— У вас не один, а много врагов. По сути, единственная раса, которая с вами не воюет — это волки, но и они сражались бы с вами, если бы не были столь верными по своей природе.
Так-так. Наконец, выдал эмоцию. Единственно, не ту, что ей хотелось. Он был разочарован, но она не понимала, почему.
— Ты понятия не имеешь, что происходило между расами на протяжении веков.
Да и откуда тебе? Ты жил в своем маленьком человеческом мирке, не подозревая о тварях, крадущихся во тьме.
— Тем не менее, я знаю, что можно создать союзы.
— С кем? Ведьмами? Они знают, что мы жаждем их крови и не можем контролировать себя в их присутствии. Они бы рассмеялись тебе в лицо, если бы ты предложил им перемирие. Так кто остается? Феи? Мы питаемся людьми, которых они считают своими детьми. Они бы уничтожили нас, если бы могли. Не забудем о фее-принце, которого ты помог убить, и принцессе-фее, которая пыталась убить тебя. Как насчет гоблинов? Это вообще бездушные существа, которых заботит только еда, которая, так случилось, является живой плотью. Нашей плотью. Мне продолжать?
— Да, — ответил он с блеском в глазах и подергиванием на губах. — Объясни мне, почему вы враждуете с другими вампирами.
— Объясни мне, почему люди враждуют с другими людьми.
Он провел языком по зубам.
— По большей части люди хотят мира.
— И поэтому до сих пор не нашли способ прийти к нему.
— Как и вампиры.
Они стояли, в тишине уставившись друг на друга. Она не могла отдышаться, боль в плече раздувала ее пыл, и возможно, делала ее раздражительнее, чем она могла быть, когда Эйден вот так спокойно излагал свою точку зрения.