Кусочек души Виктории. В нем. Направляет его, меняет его.
Верно или неверно? Правильно или неправильно?
— Как ты это понял?
«Ну я же ясновидящий, помнишь?» — за самоуничижительным тоном скрывался ужас от понимания правды.
— Уже нет, помнишь?
Танцующая женщина остановилась, звонко рассмеялась — он тут же влюбился в этот звук, и он тут же возненавидел это звук — и откинула свой капюшон, глядя прямо на него. Ее лицо было такое приятное, нежное с приторно сладким выражением.
— Вот ты где, мой дорогой. Что ты там делаешь, усевшись так далеко? Пойдем со мной танцевать.
Мой дорогой? О да, он знал ее. Должен был знать, но в голове не упорядочивалось. Его мозг застрял на словах «мать» и «бесит». Она не была его матерью — ведь нет же? — и он не понимал, почему она его так бесит.
— Я не умею танцевать, — ответил ей.
— Обещаю взять всю вину на себя.
Он моргнул растерянно. Она собиралась взять на себя вину за его неумение танцевать?
«Если ты сейчас встанешь и пойдешь плясать, я тебя никогда не прощу, — заявил Калеб. — Выставишь себя придурком и всех нас заодно».
«Твое сопротивление тому, чтобы немного развлечься, поражает меня, К, — усмехнулся Джулиан. — Если покрутиться-повертеться, то это, наверное, будет похоже на эдакий брачный ритуал для привлечения дам. Или что-то типа того».
«Эйден, чувак. Если ты раздумываешь танцевать или нет, то вставай и иди плясать, — от резкой перемены Калеба было почти смешно. — Главное, виляй тазом поактивнее».
Опять этот звонкий смех — женщина вновь накинула капюшон.
— Как хочешь, дорогуша, будь по-твоему. Я потанцую сама, — она вновь начала кружиться. — Но, клянусь, ты многое упускаешь.
— Эйден, — чистота голоса Виктории перехватила его внимание. — Ты звал меня?
Он заставил себя поднять взгляд. Она стояла совсем рядом, между волками. Солнце сияло за ее головой, создавая ангельский нимб.
Она собрала свои темные волосы в хвост и надела черное платье, как обычно, только у этого были рукава подлиннее и материал более плотный и грубый.
Она выглядела так… по-человечески. Так безумно красиво по-человечески. Ее щеки и нос порозовели, глаза блестели от холода.
— Ты знаешь эту женщину? — он указал на место, где… ее уже не было.
Танцующая женщина исчезла.
— Какую? — спросила Виктория.
— Забудь, — ее запах ударил в нос, такой же сладкий, как и она сама. Десны пульсируют. Зубы ноют. Рот наполняется слюной.
И знаете что? Гул вернулся в его голову, а потом раздался приглушенный плач. Тот же самый, который он слышал прошлой ночью. Тихий, почти ноющий, словно хочет привлечь внимание, как плач новорожденного.
«Что это было?» — спросил Джулиан.
— Возможно, эхо прошлого, того, что было в пещере, — невнятно произнес он. Боже. Его язык словно размером с мячик для гольфа. Его взгляд остановился на пульсирующей венке Виктории. Ммм.
— Что? — Виктория нахмурилась от непонимания.
«Опасно, — сказал Элайджа. — Не смотри на нее. Ты не можешь пить ее кровь. Вдруг опять зависимость начнется?»
«Или того хуже, вдруг мы снова окажемся в ней?» — страх Джулиана почти физически ощущался.
«У меня одного здесь жажда приключений? — спросил Калеб. — Давай, пей! Ну же!»
«Не слушай его. Выпей кого-нибудь другого», — приказал Элайджа.
Но… Эйдену не хотелось выпить кого-либо иного, не взирая на то, как болезненно скручивался желудок, и на то, что он решил отослать Викторию прочь.
Его голод, видимо, перевесил здравый смысл, поскольку он теперь хотел оставить ее при себе. А он получал то, что хотел. Всегда. Вздохнув, он встал и протянул руку. Еще один жалобный крик эхом раздался в его голове до того, как он смог что-либо сказать.
«Не, правда, что это? — страх Джулиана сменился раздражением. — Калеб, это ты опять ноешь, как ребенок?»
«Ты же знаешь, я объявляю кислородную голодовку, чтобы получить, что хочу. Никакого нытья».
«Эм, не хочу тебя разочаровывать, но ты и так не дышишь», — заметил Элайджа.
«Но метод же работает. Зачем менять проверенное годами?»
Эйден постарался приглушить их, как мог.
— Давай погуляем, — обратился он к Виктории. Она не приняла его руку, просто с сомнением смотрела на нее.
Надежда загорелась в ее голубых-голубых глазах, когда она подняла взгляд.