А потом скользить по асфальту, то в одну, то в другую сторону, елочкой. Ну, это в идеале, на деле же пытаться вспомнить, какого это стоять на колесах. И как только начнет хоть что-то получаться, разгоняться и лететь… лететь, копчиком на землю, затылком назад, пытаясь отыскать потерянное равновесие, кусая губу и ругаясь сквозь сжатые до боли зубы.
Мечты и планы так и останутся на страницах ежедневника, заполненного еще дома. Теперь вместо чашки кофе и круассана, разноцветных проспектов, Аня увидит лишь белый клетчатый потолок и продолговатые трубчатые лампы, как в школе. А палящее солнце лишь из-за грязного стекла и открытой форточки (если ее откроет медсестра, вняв мольбам Ани) сможет коснуться ее волос, раскиданных по подушке. Фисташковые пряди чуть потускнеют. А тумбочка в другом конце палаты потеряет четкость. Она больше не будет иметь определенных краев. Они станут такими будто бы растянутыми акварелью.
- Нет, ты все-таки издеваешься, - мужчина явно злился, а Аня терялась, в ответах, в пустом темном мире, который могли разбавить лишь шум и гул больницы.
- Почему? – спросила она наивно, по-детски наивно. Человек, кажется, начал считать себе под нос, - Я Вас раздражаю, да? – девушка хмыкнула. Наивность куда-то делась. Ее место заняло отчаянье.
- С тобой все в порядке? – этот голос уже не раздражался, он напоминал охотника, который стоит с ружьем перед ланью и ждет нужного момента – этот голос был настороженным.
- Едва ли, - Аня покачала головой, но ничего не ответила, - а что с Вами?
Мужчина молчал. Долго. Девушка, казалось, уже начала ощущает его подозрительный взгляд на себе.
- Что с тобой? – все же спросил он. Его голос казался безжизненным и в то же время не потерял прошлые ноты.
- Я не вижу. Ничего. Теперь. Ваша очередь.
- В аварию попал, - мужчина вздохнул, - как тебя зовут?
- Аня.
- Меня Влад, - так же грустно, как и девушка, ответил человек, - мне 24, холост по паспорту и имею прописку где-то не здесь.
Брови Ани как-то сами по себе поднялись вверх с вопросом: «Что? Зачем ты это говоришь мне?».
- Единственное, что я помню. Память потерял.
Врачи вынесли вердикт: Аня ослепнет. Доктор улыбался так печально, одними уголками губ. «Мне жаль, девочка, - говорил он, сжимая ее плечо, - мы ничего не сможем сделать».
В эти пять дней время текло медленно, как мед стекает с ложки. После каждой ночи кадка с цветком, что стояла на той самой тумбочке, пряталась за одной, двумя, тремя мутными пленками, которые использовали для съемок «Ежика в тумане». В какой-то момент Аня не увидела даже собственной ладошки. Она уже не вспомнит, когда это случилось. Мир потемнел.
Лечащий врач просил позвонить кому-нибудь близкому. Ее надо забрать, говорил он, не может же она занимать палату, их и так мало. Девушка позвонила. Другу. Знакомому с поступления, с экзаменов. Точнее он сам набрал ее номер. Они собирались гулять на днях. Он обещал приехать и никому не говорить. Не сказал. Не приехал.
- Как ты выглядишь? – спросила Аня.
- Обычно.
- Ну как? Какого цвета волосы? Они прямые, кудрявые? Как лежат?
- Темные, черные.
- Как кофе? Как черная гелиевая ручка? Как гудрон?
- Гудрон? – переспросил Влад и рассмеялся. Его смех, глухой, из недр того самого пианино, будто отскакивал от деревянных стенок инструмента, - точно не как гудрон. Хотя… Волосы прямые, длинные.
- Насколько длинные?
- Можно? Руку, - Аня кивнула, парень взял ее руку и поднес к волосам. Они были мягкими, гладкими и теплыми, доставали плеч, ладонь Влада напоминала бумагу.
Девушка чувствовала себя неловко, как-то неуклюже.
- Ты краснеешь, - вставил парень. Аня вырвала свои пальцы у парня и, отвернувшись, прикрыла, ими щеку, - спроси еще что-нибудь.
- Я тут обижаюсь,- фыркнула девушка. Влад никак не ответил на ее слова, может, он недоумевал, может, посчитал глупой.
- Что у тебя еще спросить? – когда тишина затянулась, спросила Аня, чуть потянув «и» смущенно.