- Нечто подобное? – продолжая изображать поросенка, спросила Аня, и, откинув голову чуть назад, встретилась затылком со стеклом, - ай.
- Осторожней. Ну, знаешь, такая «МарьИванна», которая обязательно прочитает лекцию о том, что «Сталина на вас нет»
Аня перестала сдерживать свой смех, льющийся, кажется, из самого сердца. Такой теплый, светлый, действительно веселый. Беззаботный. Она уткнулась в грудь Влада, и плечи ее периодически поддергивались.
- Ты теплый, - прошептала она, грея замерший нос о кофту, мягкую кофту парня.
Влад коснулся рукой волос девушки, и как-то очень нежно, словно коснулся бархата, погладил их. Он улыбался. Аня поняла это по той интонации, с которой парень продолжал описывать людей в автобусе.
В основном пассажиры были обычными, такими, которых встречаешь каждый день на улице, особо не обращая на них внимания. Но среди них был старик с белыми, словно сама меренга, волосами благородными чертами лица, как у героя литературы 18 века, смуглой кожей. Он был прекрасен в своей старости, улыбался и разговаривал в пустоту. Среди недополитиков и недоэкономистов с их пошлыми речами его голос выделялся глубиной, опытом, мудростью. Былые времена, сталинские репрессии, стихи Пастернака, Мандельштама… вот что поведывал он редким лицам, что вслушивались в его речи. Влад с каким-то восхищением, граничившим с благоговением, описывал его, его гармоничный костюм: легкий вельветовый пиджак и старого покроя брюки.
Ане понравилось описание мужчины. Он словно переместился из советского союза в современную Россию. Но мысли о нем, вытеснили мысли о том, что чисто ли у нее дома, что надо зайти в магазин и что рядом с Владом так непередаваемо уютно и тепло.
Она чувствовала счастье. На минут двадцать этот парень словно вернул ее зрение. Она уже и забыла, что ее ждет, стоит открыть глаза.
- Ты куда прешь? Ты «че» не видишь, куда прешь? – завизжала какая-то женщина. Аня резко вздрогнула и вдохнула, ее маленькая радость рассеялась по миру, как белые парашютики одуванчика.
- Повежливее можно? – возразил Влад, и, взяв ладошку девушки, потянул ее на выход, - осторожней, здесь высоко, - откуда-то снизу он взял обе руки, и когда Аня шагнула вниз, он поймал ее за талию и поставил на землю.
- Да я сама могла бы.
- Мам, а эта тетенька что, не видит? – спросил детский голосок.
- Тише, Дима, - шикнула на него мама, - простите.
Аня ничего ей не ответила. Влад тоже. По крайней мере, вслух.
- Не плачь, - прошептал парень. Шершавые пальцы провели по щеке.
- Я не плачу, - пробубнила Аня, отворачиваясь. Влад не дал, он прижал маленькое подрагивающее от холода и слез тело к себе.
- А на щеках дождь? – хмыкнул парень. Его голос заполнял пространство вокруг. Та усталость, даже горечь, что выглядывала из-за звуков, передалась Ане. Клубочек из чувства стыда, не яркого, такого, которого можно задавить одним лишь усилием воли, прокатился по душе, разматываясь и оставляя нитки на своем пути, - ты обещала не врать.
- Обещала. Пусти, - нитки вернулись в клубок. Вылазить из объятий было холодно.
Интересно, какой был мир в эти минуты? Серым, каким чувствовала его Аня, холодным, мокрым, враждебным? Таким, словно в ноябрьский день, в который не хочется вылезать из-под одеяла, в который, кажется, стоит только высунуть ногу из теплого убежища, как лысое существо, похожее на Голлума цветом кожи и своей наготой, длинное и по-острому ледяное, тут же проведет синими ногтями по мягкой коже?
- Грозы ведь нет? – спросила Аня, обнимая себя за плечи. Влад стоял на полшага дальше. Ну, наверное, на полшага. На столько она отступала.
Дождь капал. Тук-тук, тук-тук. Вода отлетала от крыши остановки. Ветер свистел, как старый алюминиевый чайник на газовой плите.
- Нет, - и не сказал больше ничего.
Они молчали. Недолго, хотя время тянулось, как мармеладовая пластинка.
- Ну, - Аня глубоко вдохнула, будто втянула в легкие весь воздух в мире. Выдохнула и высунула язык, словно ящерка, - теперь я смогу так сделать. Я ж не увижу, что подумают другие.
Влад хмыкнул. Когда вслед ему хмыкнула девушка, он взял ее за руку и спросил: