- Я в порядке, - хмыкнул парень из соседней комнаты и ойкнул. А потом ойкала Аня, пока новый потенциальный спасатель обрабатывал ей рану. Ойкала она и тогда, когда Влад нашел в холодильнике лишь мышь, повесившуюся на веревке, и кислое, очень кислое молоко.
- Здесь есть продуктовый? – спросил парень, кажется, садясь на стул.
-Ты сел на стул?
- Да.
- Магазин под окном.
- Я схожу?
- Рюкзак в коридоре, можешь взять там деньги.
- Да я сам бы мог…
- Нет.
- Хорошо.
Знала бы Аня, какого это чувствовать себя невозможно одной, насколько тяжело одиночество, когда понимаешь, что где-то там все равно есть люди (хотя эти люди могут и не принять ее), знала бы она, насколько сильно выматывает незнания самых необходимых простых вещей, беспомощность… знала бы она это, всегда бы соглашалась гулять с друзьями, сидеть и разговаривать вечерами с родителями, ездить с ними за город.
Ее жизнь всегда была шумной. Люди, люди, люди. Они всегда ее окружали. Друзья, художка, школа, лагеря. Всегда смех, всегда глупые шутки, разговоры ни о чем, музыка. Танцы в пижамах с подругами в гостиной перед зеркалом, при свечах или диодах, шумные ночевки. Всегда голоса и улыбки.
Никогда вокруг Ани не было молчаливой тишины. Абсолютно молчаливой2. Ни звука. Даже ни мысли.
Сначала было некомфортно, она стала говорить с собой. Нести всякий бред, не связанные друг с другом мысли. Говорила только ради того, чтобы говорить.
«С ума сошла», - думала Аня.
Когда говорить устала, тишина начала сдавливать материю, пробираться под череп, под кору головного мозга.
Идти до окна, чтоб впустить хоть звук, было слишком страшно. А вдруг там опять острый косяк? Этот страх слишком сильно напоминал о том, что Аня теперь беспомощна, почти абсолютно. Что может сделать человек, который не видит не то, что плиты, даже собственных рук? Он не может даже накормить сам себя.
Дождь капал на карниз, но этот звук не нарушал тишину, он ее подчеркивал.
Как в детстве, когда страх забирался в каждую клеточку, словно мутаген, Аня сползла под стол. Она обнимала коленки, уткнувшись лбом в них, и давила редкие всхлипы.
Сколько времени прошло, прежде чем Влад вернулся с магазина, девушка не знала. Замок щелкнул. Она подпрыгнула, стукнулась о столешницу и вылезла на табурет.
- Что ты хочешь на обед? – пакеты с грохотом упали на стол. Влад либо не заметил состояние Ани, либо сделал вид, что не заметил.
- Не знаю, мне без разницы.
- Какое любимое блюдо?
- Лазанья.
Влад поперхнулся и закашлялся.
- Я надеялся на пиццу. Заказал бы ее и отлично. Ну, или хотя бы пюре с котлетой.
Аня рассмеялась.
- Путь будет пюре с котлетой, - фыркнула она, как фыркает кот, которому попал июньский тополиный пух в нос.
Она рассказывала о себе. Ей 17. В новом, незнакомом городе одна. Раньше жила далеко отсюда, в таком обычном, постсоветском городе с хрущевками, разбитыми дорогами и памятником дедушки Ленина на центральной площади, с каруселями-крутилками в каждом дворе, скрипящими, как шестеренки в голове на алгебре.
В этом городе каждый знал тебя лично, либо являлся другом твоего друга.
Аня знала очень многих, со многими дружила, многие дружили с ее друзьями. Каждый день она общалась с теми, с кем ей было весело, беззаботно.
Они гуляли вечерами, ночами, пока родители думали, что они спят у своих лучших друзей; встречали закаты и рассветы на набережной, в центральном парке, устроившись с ногами на скамейке и смотря на то, как друг сидит на кортанах, зажимая в зубах сигарету. В руках Ани всегда был скетчбук, за ухом карандаш. Она рисовала дома, рисовала здесь: цветы, друга на корточках на фоне лилово-серого неба. Улыбалась, словно Чеширский кот, целовала в щеку лучшую подругу, отжимала у знакомого кожанку со словами: «Надеюсь, тебе будет не холодно». А на его обиженный вопль: «Сейчас вообще-то плюс пятнадцать», пожимала плечами и отвечала, что забрала куртку, как раз от того, что так холодно. Друзья заливались смехом и еще несколько дней подстебывали знакомого.
Они жгли бенгальские огни, считали звезды. Такие разные, яркие, едва видные, находящиеся в тысячах парсеках и в миллионах лет от Земли. Они гадали, какие звезды сейчас все еще живут в этом холодном пустом безвоздушном пространстве, а какие просто огромное количество света, выброшенное еще при пра-пра-пра-бабках и – дедах. Интересно, есть ли там жизнь, в других галактиках, столкнутся ли они или неумолимо движутся дальше друг от друга, растягивая космос, как резиновый жгут?