Тем удивительнее и приятнее оказалось их пробуждение. Когда Фарид открыл глаза, было раннее утро. Он находился в саду. Хотя для инжира еще не пришло время, с ветвей свешивались спелые плоды. Такие спелые и такие крупные, каких он никогда не видел. Рядом стояли персиковые деревья, усыпанные золотисто-розовыми плодами. Тут же желтел виноград, сквозь темную листву видны были спелые плоды граната. Куда бы он ни обратил свой взгляд, повсюду видел он либо спелые плоды, либо удивительные цветы, которых не встречал никогда в жизни.
Где он? Как он попал сюда?
Только тут он заметил, что за ним наблюдают. Три девушки, как три дикие серны, с любопытством смотрели на него из-за куста жасмина. Но когда они увидели, что Фарид заметил их, они не убежали, как подобало бы сернам. И не устыдились, не закрыли своих лиц, как поступила бы на их месте каждая, рожденная от смертного. Они приблизились к Фариду и приветствовали его. И одна из них произнесла такой стих:
А две другие взяли лютню и запели:
И здесь словно завеса спала с его глаз, и Фарид вспомнил, что было обещано ему вчера. Он был в раю. Этот сад был раем. И девушки, что были с ним сейчас, были не дочери человека. Это были те гурии, о которых аллах вещал устами пророка своего, Мухаммеда, да будет благословенно его имя!
Едва он успел подумать это, как ветви раздвинулись и на поляну вбежали новые гурии. Одни из них несли дымящиеся яства, другие – напитки, третьи сами были прекраснее любых яств и желаннее любых напитков.
Несколько дней провел Фарид в счастье, любви и радости, а когда душу его охватило томление и он захотел погулять по раю, на другом краю огромного сада он встретил Ахмата, который попал сюда, оказывается, как и он, и вкушал здесь от тех же радостей. Гурии принесли им нарды, и они стали играть, а гурии пели им, и так продолжалось до тех пор, пока усталость не одолела рассудок и глаза их сами собой не закрылись. Когда же прошла ночь, настал другой день и они открыли глаза, они снова были в замке Аламут.
– Ну как, – спросил их Хасан, – понравилось вам в раю?
Ахмат и Фарид без слов распростерлись у его ног.
Эти двое были первыми…
Минуло время, и число тех, кто приобщился к радостям рая, стало исчисляться сотнями. Пребывание там было единственной памятью, которой они дорожили, единственным ожиданием, ради которого они продолжали жить. То, что окружало их здесь, на земле, было тягостно и уныло. Если то, что ожидает их после смерти, так прекрасно, к чему затягивать земное свое бытие?
Хасан не ожидал и не предвидел этого – один за другим его последователи стали кончать самоубийством. Те, которые остались в живых, завидовали им в их решимости. Еще бы, они вернулись туда, в райский сад, где им самим было дано побыть лишь краткое время. Нет, разуверял их Хасан, это отступники, они не попали в рай. Путь туда лежит только через повиновение ему, через смерть, принятую по его приказу.
– Так приказывай! – закричали обращенные.
И Хасан стал повелевать…
Некоторые исследователи само название ордена ассасинов связывают с арабским словом, означающим «гашиш»: когда очередного прозелита нужно было усыпить, чтобы потом незаметно перенести в «рай», помощники Хасана чаще всего использовали гашиш.
Приказы повелителя были всегда кратки – отправиться туда-то и убить того-то. Чем труднее и опаснее было задание, тем с большей радостью брались за него ассасины. Ибо что такое опасность, как не обещание желанной смерти? Совершив убийство, они даже не делали попыток убежать или как-то спастись. Когда кто-нибудь из них, совершив возложенное на него, возвращался благополучно, остальные смотрели на него, как на величайшего неудачника или, что еще хуже, как на человека неугодного и поэтому отвергнутого аллахом. Даже потерпеть провал, но оказаться убитым стражей почиталось большей удачей, чем убить, но остаться в живых самому.
У Хасана была хорошая память, но не на добро. Когда визирь Низам аль-Мульк выходил из мечети, десяток убийц выхватили кинжалы и бросились на него, смяв стражу. Узнав об этом страшном событии, султан надел одежды печали и приказал объявить траур. Это был траур не только по убитому визирю. Султан знал, что, хотя сам он когда-то и пощадил Хасана, тот не пощадит его. Люди Хасана заколют его, как только улучат минуту. Но он ошибся: бывший его министр и любимец не пролил крови своего господина. Султан был отравлен.