Погода опять портилась, заметно, что степень истеричности у неё здесь высока. При всём увеличении разнообразия ландшафта вид у реки стал тревожным: над водой нависли клубы облаков, с островков к воде склонялись темные силуэты высоких деревьев, к коричневому цвету воды добавился свинец.
— Трудно представить, что в этой воде водится хоть какая-то живность, кроме пираний, — заметил проф. — И черных кайманов.
— Насчёт кайманов и электрических угрей сказать ничего не могу, могут и плавать, а вот про пираний вы зря, — снова вклинилась Галина Ивановна. — Пираньи нападают на человека только в кинобоевиках. В бассейне Амазонки водятся десятки видов пираний, и лишь один из них хищник — краснобрюхая. Встречаются они чаще в аквариумах, чем в реках, и никогда не атакуют плавающих людей. Остальные виды, можно сказать, вегетарианцы. Я точно знаю, не улыбайтесь так, товарищ миллионер! Изучала, правда-правда! У меня на ноутбуке куча энциклопедий!
Как там её Самарин обозвал, коза краеведческая? А ведь стоит прислушаться, тётка, похоже, действительно много чего знает. Но бездумно на веру её слова брать нельзя, слишком увлекающийся человек, у таких красное словцо часто преобладает над взвешенным. Развитию новой беседы помешал сигнал громкой связи и капитанский рык в динамиках.
Гонг!
— Орудийному расчёту к бою! Команде по местам стоять, в укрытиях! Всем с палубы. Ростоцкому прибыть в рубку! По курсу объект, будем подходить!
«Темза», сбавляя ход, осторожно заходила в левую циркуляцию, мы с Володей махом рассыпались в стороны.
В рубке меня ждало Зрелище — впереди была Река.
Настоящая, огромная, вполне в уровень красавцу Енисею! Оказывается, пароход всё время шёл по относительно небольшому притоку. Ландшафт дальнего берега без бинокля угадывался с трудом. Но даже отсюда видно, что вода в большой реке гораздо чище, коричневой мути не наблюдалось.
Второе географическое открытие.
Я настолько впечатлился картиной, что не сразу и заметил тот самый объект, про который говорил капитан.
Это была рыжая от ржавчины небольшая баржа, зарывшаяся в песчаном островке в полукилометре от устья «нашей» речки. Несамоходное грузовое судно, перемещаемое буксиром или толкачом, на внутренних водных путях — одно из основных средств перевозки грузов. Надо же, вот это находка! Но отчего-то она не показалась мне столь уж неожиданной, предположение, что мы тут не первые и не последние, возникло в голове много часов назад.
Сам вид баржи впечатлял — фактурой, контрастом с окружающим миром.
Что же, вот и доказательство появилось.
Позади хлопнула дверь, в каюту зашёл Заремба с тряпицей в руках, срочно вызванный на мостик.
— Судя по всему, перед нами наливняк, — сказал он сразу. — Старый, стальной, вполне может быть, что наш. А может, и нет, смотреть надо.
Различают баржи наливные и сухогрузные. Мне бы хотелось встретить именно сухогруз, да ещё с полными трюмами, вполне простительные мечтания. Выглядит весьма заброшенной, хотя утверждать это пока невозможно. Стоит себе тихонько, всё глубже уходя в песчаное дно и обрастая колоритной ржавчиной.
— Во время шторма оторвалась от буксира? — неуверенно предположил Самарин. — И попала под крест.
— Буксир мог проскочить, а эту отрезало и украло, — пожал плечами механик.
— А почему будка на корме стоит? — спросил я.
— Могли перекроить с бывшей самоходки, могли самоварную поставить для вахтенных. Для охраны. Разберёмся!
Вскоре стало очевидно, что даже если эта баржа не имеет серьёзных повреждений и готова к эксплуатации, вытащить с мелководья её практически невозможно.
— Илья Александрович, а у вас рации есть?
— Имеются, две уоки-токи простенькие.
— Вот и у меня имеется. Не скажете, почему не пользуемся?
Капитан чуточку смешался.
— Да как-то не привыкли. Пять телефонных точек, громкая связь…
— Орём на всю реку. Не тот это мир, он негромкий.
Дед молча полез в тумбочку за мыльницами и зарядными устройствами.
Ржавое чудовище, обманчиво захлопнув все створки, словно ожидало нас. Словно мы заранее ему чем-то обязаны. Для любителей постапокалиптического антуража — просто бальзам на душу, с этой точки зрения объект эстетически прекрасен. Хватает таких чудаков в так называемом современном искусстве, которые целиком посвящают себя урбанистической эстетике индустриала, вплоть до распада сознания прихреневшего в модных тусовках автора на ржавые болты.