Через день второй ключ лежал в середине томика «Преступления и наказания», стоящего у меня на полке. Мог ли я тогда знать, что вскоре это поможет спасти человеческую жизнь?
Артур Пибоди был одной из ярчайших звезд наиболее престижной юридической фирмы в Бостоне, когда он свихнулся. Ему дали полугодовой академический отпуск, пытались лечить своего золотого мальчика, но тщетно. Что бы ни сломалось в его мозгу за месяцы адского напряжения с почасовой оплатой в 300 фунтов, поправить это оказалось невозможно. По этой причине, а еще за лицо, точь-в-точь как в сказке Кэрролла, всякий год первокурсники называли его не иначе, как Шалтаем-Болтаем.
В конце концов Артура Пибоди принял в свое лоно юридический факультет, присвоив почетный статус главного куратора основ правоведения. Шалтай-Болтай, теперь уже старик с дряблыми веками и отвислыми щеками, всегда ходил в одном и том же галстуке с пятнами от супа, и поймать его можно было в библиотеке, где он расхаживал, что-то бормоча себе под нос. Каждый год он учил первокурсников тому, что знал лучше всего (и, возможно, единственному, что еще мог): взять правовой вопрос, нырнуть в бездонное море прецедентной практики и состряпать ответ.
Понимаете, в американском судопроизводстве недостаточно найти идеальный прецедент и построить на нем свою аргументацию. Надо поднять все аналогичные дела — может, где-то была отмена решения, или дело расширили, или меняли формулировку. Это еще не все: после этих дел уже состоялись новые процессы. Что, если решение по какому-нибудь из прецедентов, на которые ты рассчитывал сослаться, было аннулировано? Бесконечная разветвленная цепочка судебных прецедентов способна свести с ума — или, как в случае Шалтая-Болтая, сделать то, что не получилось у королевской рати.
В 1873 году некто Фрэнк Шепард написал книгу, где представил эти цепочки в виде каталога с упоминанием каждого случая, тем самым бесконечно облегчив процесс. Ее с тех пор так и переиздают с дополнениями. Можно открыть книгу Шепарда и увидеть все прецеденты твоего дела, а заодно и посмотреть, помогут тебе эти прецеденты или повредят. Создать эту книгу было такой хорошей идеей, что имя автора стало нарицательным: по всей стране тысячи юристов ежедневно шепардируют свои процессы.
Именно в этом мы упражнялись в готическом главном зале библиотеки. При мысли о пятнице и о том, что может случиться, я все больше мрачнел и впадал в брюзгливое настроение, перелистывая Шепарда том за томом и отслеживая нужные прецеденты.
— Вот глупость-то, — шепотом сказал я Найджелу, сидевшему рядом.
— Ш-ш-ш, — шикнул он, не поднимая глаз.
— Я серьезно! Въехал уже, не ядерная физика. Для чего изучать буквально каждое дело?
— Тихо, — выдохнул Найджел, не шевеля губами.
— Почему нельзя на компьютере? Это же секунды заняло бы. Почему он заставляет нас перелистывать двадцать старых томов, тратя на это целый день?
Найджел не ответил, но я уже понял почему.
Витраж сзади нас слился в радугу вокруг нашего стола, а в середине появился грузный темный силуэт.
— Предположим, мистер Дэвис, — сказал голос за моей спиной, — что в ночь перед тем, как вам подавать в суд ходатайство, не будет электричества. — Шалтай-Болтай положил узловатую руку мне на плечо. Повернув голову, я заметил кудрявые белые волоски на суставах. — Предположим, что вы работаете не в крупной фирме, а в скромном офисе с ограниченным числом компьютеров… — Его рот оказался прямо у моего уха. — Или предположим, что вы — страшно подумать! — представляете интересы не корпораций, а простых людей, которые не могут позволить себе компьютерное исследование стоимостью в несколько тысяч долларов…
Шалтай был близок к тому, чтобы не то поцеловать меня, не то откусить мне нос, но вдруг резко выпрямился и отошел, оставив нас с шепардовским шедевром.
В общежитие я возвращался через двор первокурсников. По обе стороны аллеи горели уличные фонари. Глядя, как летят по ветру опавшие листья, я вдохнул холодный воздух и туже запахнул воротник. Было уже поздно, редко за каким окном горел свет.
Впереди я увидел женщину, идущую мне навстречу с набитыми продуктами пакетами в руках. Когда мы поравнялись, я украдкой взглянул ей в лицо. Честно говоря, я неисправимый романтик. Колледж в маленьком городишке, где тебя знает каждая собака, и жизнь с родителями не способствуют активной личной жизни. Я не признался бы и себе, но сюда меня тянуло не в последнюю очередь тайное желание встретить героиню моих грез.